Дикари

Мож Роже

– Друг! – вскричал он, сжимая его в своих объятиях. – Ты не только воплощаешь собой добродетель юриста времен Республики, но еще и обладаешь ловкостью при распутывании интриг, в чем тебе нет равных во всей Италии! Ты сделаешь в Риме головокружительную карьеру, если только Лацертий не прервет ее ударом кинжала... – Он потянулся к веревочке, которая висела на шее, и вытащил из-под туники привязанную к ней табличку, в которой Гонорий узнал свое послание, отправленное три дня назад. – Я храню ее на себе! Это мой талисман! Да, это Спор... Как ты это обнаружил?

– Я искал, – сказал Гонорий.

– Этого не всегда достаточно!

–

Девушка, которую ты мне отдал, помогла мне.

– Она ничего не знала. Какая-то дуреха!

– Она видела лошадь, которую нанимали и которая помогла установить связь между Спором и тем юношей, который спрятан у тебя в подвале.

– Его там больше нет, – объявил Палфурний.

– А где же он?

– Он сел в барку, которая перевозит через знаменитую своими темными водами реку, в ту самую, в которую хотел посадить меня...

– Еще одно убийство! – воскликнул адвокат.

– Речь, конечно, идет об этом! – ответил хозяин дома. – Да ты и не знаешь, какого зайца вспугнул, написав это имя на своей табличке!

– То есть?

– Прежде всего я должен сказать, что заяц у меня в руках. – Палфурний направил свой указательный палец вниз. – В подвале, – уточнил он.

– Да что ты говоришь? – закричал Гонорий. – Ты выкрал Спора?

– И без всякого сопротивления. Он уверен, что никто не знает о его секретной связи с Лацертием, поэтому не предпринимает мер предосторожности. А так как он тоже любит удовольствия, то часто ночью отправляется в один отдаленный от городских кварталов дом, где актеры, молодые юноши и девушки, показывают очаровательные спектакли и к тому же приглашают зрителей присоединиться к ним, поднявшись на сцену. Его схватили, когда он однажды лунной ночью возвращался оттуда... Да пойдем же сядем.

Прервав свой рассказ, он повел посетителя к кушетке, с которой недавно поднялся. На нее он водрузился сам, к вулкану спиной, а молодому адвокату указал на стоявшее напротив кресло с сиденьем из слоновой кости.

– А какого высокого мнения люди бывают о своей внешности, – продолжал он. – Спор – высокий и красивый человек, с ухоженными руками, которого любят и юноши, и девушки, брюнет, несколько серебряных прядей в волосах лишь придают ему привлекательности. Для него нет ничего главнее его внешности, поэтому нам не пришлось даже к нему прикасаться, он сам нам все открыл. Должен сказать, что все происходило в подвале, где перед ним висело тело молодого человека, которого ты там видел. Душа была уже не с ним, она уплыла в барке, о которой я тебе говорил, но подвешенное к потолку тело давало пищу для размышлений. Теперь хорошенько слушай, Гонорий! – продолжал он, взяв посетителя за руку. – Твоя мудрость будет подвергнута испытанию, которого еще никогда не проходила... Так как Спор сказал мне, что ровно через пять дней интриги, которые Лацертий плел по велению Домициана, приведут к гибели Тита и его брат будет возведен на трон вместо него. "Следовательно, мой дорогой Палфурний, – добавил он, – ты в любом случае умрешь... " – «Не боишься ли ты, – тут же возразил ему я, – что я срочно поеду в Рим, чтобы предупредить Цезаря и сорвать тем самым ваши приготовления?» И знаешь, что он мне ответил?

– Да, – сказал Гонорий. – Он тебе ответил, что даже если ты живым доберешься до Рима и Тита, то последний не поверит ни одному слову твоего подлого доноса, который ты положишь к его ногам.

Лицо

Палфурния выражало теперь уныние.

– Так ты рассуждаешь как он?

– А что может быть другое? Титу ты будешь отвратителен, так как явишься обвинять в братоубийственном грехе его брата, который моложе его на десять лет и которого он обожает до такой степени, что не замечает ни одного из его многочисленных недостатков.

Палфурний совсем повесил голову:

– Да, я тоже так подумал, как только пригрозил, что поеду в Рим... Тит, увы, добр! А доброта несовместима с удержанием в руках власти, особенно если речь идет о власти императора. Через пять дней весь Рим назовет Домициана именем Цезаря, и я умру по его приказу, несмотря на то что у меня столько гладиаторов. «Дай мне вернуться домой, – с иронией добавил Спор, – и спи спокойно еще по крайней мере четыре ночи. Никто не будет покушаться на твою жизнь раньше окончания этого срока». – «Так зачем же ты прилагал такие усилия, когда пытался убить меня тем стилетом, спрятанным в анусе?» – спросил я его. «Потому что приказ об этом мне был отдан уже давно, а вот точная дата покушения была еще тогда не установлена», – ответил он. Как ты видишь, у него есть ответ на любой вопрос, а я не могу больше ответить ни на что...

Закончив свой рассказ, Палфурний замолчал, а его собеседник был обескуражен таким неприятным развитием событий. Внезапно издалека послышалось глухое ворчание. По мере того как шум нарастал, все замолкло и в доме, и на улицах, и в садах, нависла странная тишина, умолкли даже птицы: это был страх города перед воспоминанием о гневе чудовища, у подножия которого он жил уже три века и которое разрушило его восемнадцать лет назад, поглотив при этом целые семейства.

Гонорий вопросительно посмотрел на хозяина.

– Вулкан! – бросил тот. – В любую минуту он может нас всех уничтожить... Вулкан в своих глубоких кузницах всегда поддерживает огонь, а мы здесь занимаемся нашими мелкими делишками и крупными удовольствиями...

Шум усилился, и в это время над кратером появилось ослепительное зарево. Палфурний и его гость, поднявшись со своих мест, увидели, как что-то огромное – несомненно, это были раскаленные каменные глыбы – взлетало в воздух. Потом наконец шум, сопровождавший это зарево, достиг их ушей: он поражал своей яростью.

– Что это, Палфурний? И часто так бывает?

– Часто? Да нет... Так было всего лишь раз после случившегося землетрясения. К тому же Плиний[102] не устает повторять, что земля трясется в одном и том же месте только несколько веков спустя. Теперь ты видишь, что за счастье жить в Помпеях надо платить страхом перед Везувием... – И он добавил, обернувшись к молодому адвокату: – Но если он как следует рассердится, то твой друг Сулла погибнет одним из первых, и тебе больше не нужно будет беспокоиться о пересмотре дела...

Гонорий посмотрел на хозяина дома с удивлением:

– Что ты хочешь этим сказать? Почему ты заговорил о Сулле в связи с вулканом?

– Ну а как же, Гонорий, ведь серные рудники находятся прямо на склонах Везувия.

– Я не понимаю, о каких рудниках ты говоришь и что общего они имеют с Суллой, который, к несчастью, умер на арене цирка, растерзанный мерзкими тиграми, расправившимися с этим мужественным человеком...

Лицо Палфурния тоже, в свою очередь, выразило крайнее изумление.