Дикая утка

Ибсен Генрик

Г р е г е р с. Так это насчет мундира он так?..

Я л м а р. Да, у него только об этом и думы и заботы. Ты не можешь себе представить, как мне больно за него. Всякий раз, как у нас бывает маленький семейный праздник - день нашей свадьбы с Гиной или что-нибудь такое, - старец выходит в своем офицерском мундире былых, счастливых времен. Но чуть раздастся стук в двери, он улепетывает к себе со всех своих стариковских ног, он ведь не смеет показываться в таком виде посторонним. Каково сыновнему сердцу видеть подобное

унижение!

Г р е г е р с. А в какой срок ты думаешь закончить свое изобретение?

Я л м а р. Ну, господи боже мой, о таких деталях, как срок, разве можно спрашивать! Изобретение - это такое дело, что тут сам себе не господин. Тут многое зависит от настроения... вдохновения... И почти невозможно заранее назначить срок.

Г р е г е р с. Но все-таки дело ведь подвигается?

Я л м а р. Разумеется, подвигается. Я каждый день, без исключения, вожусь с этим изобретением; оно меня всего захватило. Каждый день, как только отобедаю, запираюсь в нашей комнате, чтобы на свободе предаться мыслям. Но (*690) только не надо торопить меня. От этого толку не будет. Это и Реллинг говорит.

Г р е г е р с. А по-твоему, все эти затеи на чердаке не отвлекают тебя, не рассеивают твоих мыслей?

Я л м а р. Нет, нет, напротив. И не говори. Не могу же я вечно ломать себе голову, да еще над такими труднейшими проблемами. Мне нужно чем-нибудь наполнять промежутки, когда я жду настроения, вдохновения. Уж когда оно придет - так придет.

Г р е г е р с. Милый Ялмар, мне думается, и в тебе есть что-то от дикой утки.

Я л м а р. Дикой утки? Как ты это понимаешь?

Г р е г е р с. Ты нырнул на дно и увяз в водорослях, в тине.

Я л м а р. Ты, пожалуй, намекаешь на тот почти смертельный выстрел, который перебил крылья отцу... да и мне?

Г р е г е р с. Не совсем так. Я не хочу сказать, что ты искалечен, но ты увяз в гнилом болоте, Ялмар, заразился миазмами и нырнул на дно, чтобы умереть во мраке.

Я л м а р. Я? Умереть во мраке! Нет, знаешь, Грегерс, брось ты подобные разговоры.

Г р е г е р с. Будь спокоен. Я постараюсь вытащить тебя на поверхность. И я, видишь ли, нашел себе цель жизни - со вчерашнего дня.

Я л м а р. Очень может статься. Но только меня ты уж оставь в покое. Могу тебя уверить, что - если, разумеется, не считать моей легко объяснимой душевной меланхолии - я вполне счастлив, насколько лишь может пожелать человек.

Г р е г е р с. То, что ты счастлив, это тоже лишь следствие той отравы.

Я л м а р. Нет, милый Грегерс, будет тебе болтать о миазмах да о заразе. Я совсем не привык к таким разговорам. У меня в доме никогда не говорят ничего такого неприятного.

Г р е г е р с. Еще бы! Этому можно поверить.

Я л м а р. Да, мне это вредно. И никаких болотных миазм тут нет. Не роскошно живет бедный фотограф, - я не скрываю этого от себя...

Скромна его доля... Но я изобретатель и к тому же кормилец семьи. Это и поддерживает (*691) меня и возвышает над моей скромной долей... А! Вот несут и завтрак!

Гина и Хедвиг несут бутылку пива, графинчик с водкой, стаканы и прочее. В это время из входной двери появляются Молвик и Реллинг, оба без шляп и без пальто. Молвик в черной паре.

Г и н а (ставя бутылки на стол). Эти двое, небось, не опоздают.

Р е л л и н г. Молвику показалось, что он почуял запах винегрета, - его и не удержать. Еще раз здравствуйте, фру Экдал.

Я л м а р. Грегерс, позволь тебе представить кандидата Молвика. А это доктор... да, Реллинга ты ведь знаешь?

Г р е г е р с. Немножко.

Р е л л и н г. Э, да это господин Верле младший. Да, мы с вами поцапались немножко там, на заводе в Горной долине. Вы, кажется, только что переехали сюда?

Г р е г е р с. Сегодня утром.

Р е л л и н г. А под вами помещаемся мы с Молвиком, так что вам недалеко ходить за доктором и за пастором, если понадобится.

Г р е г е р с. Благодарю. Это может-таки случиться. Вчера нас сидело за столом тринадцать.

Я л м а р. Ах, опять ты с неприятностями.

Р е л л и н г. Тебе нечего волноваться, Экдал, тебя это, конечно, минует.

Я л м а р. Очень бы желал этого, ради семьи... Ну, давайте сядем, будем есть, пить и веселиться.

Г р е г е р с. Мы разве не подождем твоего отца?

Я л м а р. Нет, он велел подать себе потом в свою комнату. Садись!

Мужчины садятся за стол, едят и пьют. Гина, Хедвиг входят и выходят прислуживая.

Р е л л и н г. Вчера Молвик невероятно разбушевался, фру Экдал.

Г и н а. Вот как? Вчера опять?

Р е л л и н г. Вы не слыхали, когда я привел его домой ночью?

Г и н а. Нет, что-то не слыхала.

(*692) Р е л л и н г. И хорошо. А то он просто беда как шумел.

Г и н а. Неужели правда, Молвик?

М о л в и к. Поставим крест на событиях ночи. Мое лучшее "я" тут ни при чем.

Р е л л и н г (Грегерсу). На него иногда находит - словно наваждение, и тогда мне остается только идти с ним кутить. Дело в том, что наш кандидат Молвик, видите ли, демоническая натура.

Г р е г е р с. Демоническая?

Р е л л и н г. Да, демоническая.

Г р е ге р с. Гм...

Р е л л и н г. А демонические натуры не таковы, чтобы идти в жизни по прямой дорожке, - нет, нет, да и свернут в сторону... Ну, а вы все сидите там, на этом скверном, закоптелом заводе?

Г р е г е р с. Сидел до сих пор.

Р е л л и н г. Что же, вы получили наконец сполна по своим "требованиям", которые все предъявляли там?

Г р е г е р с. Требованиям? (Поняв.) Ах, да.

Я л м а р. Ты предъявлял векселя, Грегерс?