Дикая. Дочь каганата
Шрифт:
— Хорошо, капитан Пудис. И да, я уверена, что это целесообразно. В этих местах частная собственность, не входящая в юрисдикцию магистратов, следовательно, это самые опасные для нас места. Понимаю, что совершить нападение на императора решится только самый отчаянный, но лучше перестраховаться, верно?
— Так точно, ваше высочество.
— А с принцем Амадеем что?
— С ним также отправилась его личная стража во главе с капитаном Гамелем.
— Хорошо… Ваше величество? — она повернулась к императору.
— Да, Хадаан.
— У нас пешая прогулка?
— В открытой повозке.
В этот
— Тогда отправляемся, — приказал император и протянул Хадаан руку, помогая взобраться в повозку. Следом он подсадил сыновей и только потом сел сам.
Окружившая стража, сидя верхом, не мешала рассматривать всё вокруг, только что перекрывала дорогу, замедляя движение остальных. Не каждый с первого раза понимал, что перед ними сам император, кто-то даже пытался возмущаться, однако лазурные гербы с золотыми львами мигом приводили их в чувство. Не каждый мог позволить сопровождать себя государственной символикой, а уж с золотыми львами — только императорская семья. Впрочем, по мнению Хадаан, лучше бы они ехали верхом и без такого приметного сопровождения. Безопасность, безусловно, важна, но всем этим блеском и толпой они привлекали к себе только больше внимания.
— Случайно на нас и так и так не нападут, вся опасность в тех, кто мог запланировать покушение. От таких, буть мы хоть трижды под прикрытием, нам не спрятаться. Потому — лучше привлечь внимание толпой, чем обнаружить себя в плену или, того хуже, с перерезанной глоткой в «трясине».
— Трясина? Что это?
— Преступный район, в самой низкой точке города, ближе к лесу. Изначально это была пустынная территория, пока её не обжили бедняки, а после и торговцы, нечистые на руку.
— Бедняки? — удивился Лукиан, и Валентин начал шёпотом объяснять ему, кто же это такие.
— О чём я и говорила, — хмыкнула Хадаан, — рада, что наследник осведомлён на этот счёт. Ваше высочество, вы знали, что в столице есть так называемая «трясина»?
— Нет, тётя Хадаан.
— Вы же тоже не были в курсе.
— Чем опечалена донельзя. Такой яркий момент, а упущен, — девушка нахмурилась. — Действительно странно.
— Об этом мало говорят, предпочитая игнорировать, да и «трясиной» называем только мы, жители Раванны.
— И с этим ничего не поделать? То есть, не разогнать «трясину»?
— Нет, бедность есть везде и всегда, от неё не избавиться. Как и от преступников.
— Не соглашусь…
— И вы можете оставаться при своём мнении, но реальность такова, Хадаан. Дай десяти беднякам средства на существование, девять — выберутся из трясины, станут уважаемыми гражданами, но обязательно будет тот, кто все средства растратит на минутные радости и продолжит существовать в своей тьме. У него наверняка появятся дети, и, что парадоксально, именно у таких пропащих людей их много, они будут видеть плохой пример и расти по подобию. Трясина — она ведь на то и трясина. Из неё сложно выбраться.
— А преступность?
— Тем более. Человек по своему существу такой, что ему редко бывает достаточно. Всегда нужно больше, лучше, красивее. У нас говорят: «У соседа всегда лучше», «Хорошо
— Мне вдруг захотелось помыть руки, — хо-каана поморщилась и перевела взгляд на детей. Могло показаться, что они их не слушают, увлечённые новыми видами, но Хадаан уже знала — эти дети слышат всё, даже если не подают виду.
— Надеюсь, вы не думаете, что мы посетим этот район?
— Не с детьми, — девушка тонко улыбнулась, намекая, что очень даже думает.
— Я вряд ли ещё смогу так выбраться.
— Но у меня ведь нет запрета на покидание дворца? Да и личность я не столь знаменитая, могу и незаметно…
— Не будем об этом, — прервал её Самор и заговорил с сыновьями. Он лаконично и терпеливо отвечал на вопросы детей, развлекал историями, мотивируя их интерес, и даже пришёл к выводу, что прогулка — верное решение.
Поужинали они в ресторации, предварительно проверив всю еду на яды, и продолжили изучать город, повернув обратно только когда начало темнеть. Столица Фрисса была невероятно большой и развитой. Если в Бойхайе иностранцы являлись редкостью, и увидеть их можно было только в торговом районе или на ежемесячной ярмарке, то Раванна открывала свои двери для жителей со всего мира, чем те пользовались с радостью. Впрочем, город не являлся главной торговой точкой, в отличие от «второй столицы» Сиртима — портового города, Раванну можно было бы назвать даже тихой. Хадаан охотно поверила императору, но ей было даже несколько страшно представлять, что творится в Городе Моря.
Уже у дворца один из стражников передал Самору письмо, прочитав которое, он хмуро глянул на бойхайку. Всё же это было скорее волнение, нежели злость, и оно передалось девушке вмиг. Письмо было разорвано на несколько кусков и возвращено стражнику, а император так и не озвучил написанное. Только когда они расходились по покоям, он сказал:
— Амадей сегодня не вернётся. Не волнуйтесь.
Принц был в смятении. И снова эти неясные скачки от одной мысли к другой! Ужасное чувство. Нет, он не поедет на эту «прогулку», жёнушке будет достаточно общества императора, да и не хотелось мужчине снова видеть, как эти двое мило общаются. Почему она со всеми такая вежливая, кроме него?
Логику Амадея отследить было невозможно, он сам уже давно забросил это дело, не мог определиться: то ли не хочет, чтобы его жена гуляла с другими мужчинами (ревность? Вряд ли!), то ли не желает видеть её холодное лицо с обжигающими глазами (ненависть? Возможно!). Этот день был прекрасен с самого начала, а общество дикарки могло всё испортить. И ведь так кстати запрет на посещение Дома Сладкой Розы снят! Наверное, по нему там ужасно соскучились!
И хозяйка борделя встретила его невероятно радостно, как и девочки, тут же подготовившие комнату его высочества. Краски были разложены, бумага словно только и ждала, когда же, наконец, её коснётся мягкий ворс колонковой кисти.