Дикий цветок

Мичем Лейла

— Это не то, что ты подумал, — проведя кончиками пальцев по раскрасневшейся скуле мужа, заверила она его. — Я никогда тебе не изменяла. Гай Хендли — «кондуктор» Подпольной железной дороги. Он обратился ко мне за помощью, попросил спрятать Иезекииля от головорезов Лоримера до тех пор, пока не сможет переправить его в более безопасное место. Гай должен был уже нанести мне визит и сказать, что все в порядке, но, видимо, столкнулся с какими-то проблемами. Если меня и надо повесить, то пусть уж вешают за то, в чем я виновата.

Зажмурившись, Сайлас постарался дышать ровнее.

— Боже мой, Джессика!

Ты являешься для меня и жизнью, и смертью. Когда я прочел записку, то подумал о самом плохом…

Мужчина посмотрел на раба, который по-прежнему стоял, вжавшись в стену. У того был взгляд животного, запертого в клетке.

Затем Сайлас вновь глянул на жену.

— Ты совершенно измучила меня. Чего ты от меня хочешь?

— Ты поможешь? — спросила Джессика, боясь этому поверить.

— Я не собираюсь иметь дело с побегом Иезекииля.

— Сайлас! Ты же не вернешь его Лоримеру?

— Лоример может сколько угодно копаться в своей грязи. Здесь я ему не помощник.

— Благослови тебя Господь, мистер Толивер, — сказал Иезекииль и, расплакавшись, опустился на пол.

Глава 51

Сайлас никогда прежде не смотрел в глаза рабу, ну разве что когда хотел узнать, говорит ли тот правду или лжет, здоров ли он или болен. Прежде он никогда не замечал признаков душевных переживаний на лицах рабов, оставаясь слепым к теням боли, печали, надежды либо страстного желания на рабском челе. Хозяину не пристало интересоваться чувствами рабов. Это не в его интересах. Вот только Сайласу никак не удавалось забыть выражение глаз Иезекииля после того, как Джессика постаралась заставить мужа увидеть ситуацию глазами раба. Представь, что бы ты делал, если бы так поступили со мной. Как бы ты вел себя, если бы меня продали? Ты бы не сбежал и не попытался меня найти?

— Поднимаю ставку на доллар. Сайлас! Ты меня слышишь? Я поднимаю на доллар.

— Что? А… да… да. Это уже слишком для меня. Я пас.

— Сегодня мыслями ты путешествуешь где-то далеко, mon ami. Твои странствия в долине грез дорого тебе обойдутся, — бесстрастным голосом заметил Анри.

— У меня есть много того, над чем стоит подумать, — очень тихо ответил Сайлас.

— И на сердце у тебя неспокойно, если я не ошибаюсь.

— Не ошибаешься, Анри. Ты всегда был проницателен.

За покерным столом их собралось шестеро — четверо плантаторов, Джереми и Анри. В комнате клубился густой табачный дым. Лоример Дэвис щедро потчевал своих гостей: была открыта коробка со скрученными вручную сигарами, графины с виски наполнялись по мере того, как пустели, буфетная стойка ломилась от лучших яств, принесенных из кладовой. Разговор шел, главным образом, о неуловимом рабе и обстоятельствах, связанных с его бегством.

— Мы думаем, что он отправился в Хьюстон, дабы отыскать свою жену, — рассказывал Лоример. — Долго он так скрываться не сможет. Я предупредил все патрули, всех маршалов и охотников за беглыми рабами. Я уведомил Дэймона Миллигана, купившего ту женщину. Дэймон будет настороже.

— А негр знает, где ее искать? — спросил Сайлас.

Лоример демонстративно

округлил глаза.

— Да. И все благодаря излишней сентиментальности моей супруги! Стефани пожалела парня и попросила мистера Дэймона записать название его плантации и адрес. Супруга хотела, чтобы негр не сомневался, что она сможет время от времени отсылать весточку его жене.

— Очень мило с ее стороны, — заметил Джереми.

Лоример пожал плечами и скривился.

— Мне не следовало потворствовать ее прихоти, но я только что продал лучшую горничную Стефани — что мне еще оставалось делать? Когда Дэймон положил глаз на Деллу, он сделал мне такое предложение, от которого я просто не смог отказаться. Не будь я таким покладистым, негр не знал бы, где она сейчас, и, вполне возможно, не пустился бы в бега.

— Ты не можешь укорять себя за обладание добрым сердцем, Лоример, — сказал один из плантаторов.

Далее разговор перешел на другие темы, мало интересующие Сайласа. Его взгляд то и дело устремлялся на стоящие на каминной полке часы. Он следил за движением минутной стрелки. Когда наступит полночь, игра завершится и все разойдутся по своим домам на Хьюстон-авеню. Сайлас был уверен, что Иезекииля уже забрали из каретного сарая. Тьма ночи беглецу только на руку. Дождь почти закончился, но небо затянуто тучами. Луны и звезд не видно. Сайлас не слышал, чтобы где-нибудь лаяли собаки. Это хороший знак.

Тихий разговор, состоявшийся между Сайласом и Анри, заглушался громогласными тирадами Лоримера, распространяющегося о предательской природе чернокожих.

— Им нельзя доверять… никому из них! Я знаю, что кое-кто из сидящих здесь за столом может не согласиться с тем, как я обращаюсь со своими рабами, но я твердо уверен: если давать рабам слишком много свободы или обращаться с ними излишне снисходительно, это пойдет всем во вред. Мой дворецкий — наглядный пример справедливости моих слов. Я хорошо относился к этому парню. Я давал ему все, чего только может пожелать раб. Надежная крыша над головой. Много еды. Хорошее место в моем доме. И как он меня отблагодарил за мою заботу?

— Но ты продал его жену, Лоример, — тихим голосом заявил Сайлас.

Плантатор изумленно уставился на него. Рот его приоткрылся, но он молчал. За столом установилась гнетущая тишина. Другие плантаторы делали вид, что смотрят на свои карты.

Наконец Лоример обрел дар речи.

— Ну… А в чем дело?

— А дело в том, что он ее любит, — сказал Сайлас.

— Откуда тебе известно?

— Мужья любят своих жен. Разве я не прав?

Лоримера слова собеседника явно огорошили. Он крепко сжал рот. Прошло несколько секунд, прежде чем он отыскал адекватный заряд для своего словесного пистоля. Расправив плечи, Лоример прицелился.

— Мы — белые люди, — с важным видом заявил он. — Белые мужчины любят своих жен. Черные испытывают лишь плотское удовольствие. Они не способны на нежные чувства, вызванные любовью, поэтому негры не до такой степени привязаны к своим женщинам, как мы. Вы согласны со мной, джентльмены?

Только один из плантаторов не закивал согласно головой.

Сайлас стукнул ладонью по столу.

— Еще одну карту.

Когда игра завершилась и гости разошлись, Джереми, оставшись наедине с другом, сказал Сайласу: