Диктиона. Пламя свободы
Шрифт:
— Откуда ж тебе о нас известно? — спросила я, покосившись на насторожившегося Тахо.
— Предания иных рас, история других планет и письменно зафиксированные сведения о вашем существовании. Фактический материал, которым мы обладаем, простирается за пределы истории Диктионы. И Алкора тоже.
— Алкорские данные о нас довольно расплывчаты, — кивнула я. — Но ведь есть ещё и сыновья Аматесу, их родина. Там нас знали лучше?
Кирс приподнялся, глядя то на отца, то на меня. Тахо застыл с открытым ртом. Кибелл спокойно выдержал мой взгляд.
— Один из вас стал свидетелем и участником великой трагедии той планеты. Он не смог её спасти, но сумел остановить то, что её погубило. Это было очень давно.
— Отец, —
Кибелл внезапно затаил дыхание и внимательно взглянул на него:
— И?
— Они по-прежнему вместе.
Кибелл вздохнул и улыбнулся.
— Слава Аматесу… Хорошо, что это, наконец, произошло. Сохранение этой тайны так долго тяготело над братьями тяжёлым грузом. Но я всегда верил, что за эти века многое изменилось и теперь никто не станет убивать за острые уши и хвосты.
— Хвосты? — невольно вырвалось у меня.
— Мы же говорили о задрах с Урра. — мягко улыбнулся Кирс.
— Но ведь… — начала я, но король поднял руку.
— Потом, у нас будет много времени для разговоров, и я уверен, мы сможем поведать друг другу много интересного. А теперь пора трогаться в путь. Мы должны добраться до Зелёного Озера. Нас ждут.
— Да, пожалуй, — нехотя признала я. Мне хотелось больше узнать о монахах, которые оказались близкими родственниками загадочных задров. Сразу множество вопросов возникло у меня в голове, но я поняла, что никто из моих собеседников не собирается развивать эту тему.
— Командиром какого звездолёта ты была? — неожиданно спросил Кибелл.
— Я потом тебе всё расскажу, — поднимаясь на ноги, успокоила я его. — У нас впереди вагон времени.
Он рассмеялся и покачал головой.
— Все женщины одинаковы. Но куда без них?
Поднявшись на ноги, король Дикта стряхнул сосновые иголки со своего некогда роскошного, а теперь довольно потрёпанного и грязного костюма. С сожалением осмотрев свою богато расшитую куртку, порванную в нескольких местах, он хмыкнул и, развернувшись, направился вглубь леса.
— Ты куда? — крикнул Кирс, изумлённо глядя на него, и когда отец обернулся, ткнул пальцем в другую сторону. — Ставка же там.
Кибелл некоторое время молча смотрел на него, Кирс смутился, и нерешительно взглянул на Тахо. Тот чуть заметно пожал плечами и на всякий случай кивнул:
— Она действительно там.
Кибелл перевёл взгляд на него и вздохнул.
— У вас там совсем мозги атрофировались? Или система мышления несколько…
— Изменилась, — улыбнулся Кирс. — Будем считать так. Не до такой степени обидно.
— Ладно. Будем, — согласился король. — Но попробуем сделать её немного гибче. Сколько нам идти отсюда по прямой до Зелёного Озера?
Кирс обернулся в сторону ставки, словно на глаз прикидывая расстояние.
— Дня два.
— Правильно. А если нам придётся идти по тропам, обходя дороги?
— Все три.
— Совершенно верно. А верхом?
Кирс снова беспомощно оглянулся на Тахо.
— Отец, но у нас же нет коней,
— Нас ждут? — начиная раздражаться, спросил Кибелл. И получив утвердительный ответ, рявкнул: — Значит надо поторопиться! — А потом уже мягче добавил: — И найти коней. А где мы их можем найти?
— В ближайшей деревне! — тявкнул Тахо.
Кибелл устало покачал головой.
— Да что с вами? Деревни же пусты. Все должны были оттуда уйти.
— Знаю! — воскликнул Кирс и скороговоркой произнёс: — Все ушли либо в дальние леса, либо в ведьмины чащи. Ближайшее селение отсюда — деревня Марлон. А наиболее удобное место для размещения лесного лагеря — Медвежий лог. А он там! — и он ткнул пальцем за спину короля.
— Слава Аматесу! — проворчал Кибелл, закатив глаза к небу. — Он не безнадёжен… — и резко повернувшись, продолжил путь прежним маршрутом.
Тахо и Кирс подхватили
Рок изгоев
I
В то утро Авсуру было не по себе. Он разругался с Сёрмоном, причём разругался вдрызг. Такое иногда случалось между этими двумя, которые обычно были неразлучны как братья Аяксы. Всё можно понять. Столько лет вместе, день за днём. Пресытиться можно любым общением, не только таким. Но дело было не в пресыщении, и Авсур чувствовал это. Дело было в дьяволе, во зле, поселившемся в их душах и плоти. Он узнавал эти дни, он ощущал их приближение и знал, что это как-то связано с космосом. Иногда он явственно слышал тяжёлый гул планет, сходящихся в зловещей комбинации. И всегда упрямо сопротивлялся этому тлетворному влиянию. У него были силы для этого. Они были у него всегда. Он не зря называл себя изгоем, он был им с рождения. Аристократическая кровь отца, как бы он не отвергал его, с раннего детства отделила его от родственников и сверстников. Его кожа была светлей, черты мягче, его движения грациозней, а тело изящней, чем у других. Он иначе говорил и слишком много думал. Он жаждал знания, и оно приходило к нему отовсюду, он впитывал его, и оно ещё больше отдаляло его от близких ему людей. Он не знал ненависти. В этом было его счастье, хоть мать нередко и называла его с сожалением ледяным сердцем. Он не вспыхивал, как другие, а горел долго и ровно. Его всегда уважали, ценили, к нему прислушивались, им гордились и восхищались, но его не понимали. Он рано стал солдатом и командиром, но благодаря складу характера ему удалось избежать ожесточения и лёгкого отношения к чужой смерти. Он не превратился в хладнокровного убийцу. Он никогда не испытывал ненависти к врагам. Он просто защищал свою землю, свои горы, свой народ, свою планету. Он всегда верил в то, что делал, и в его душе никогда не было зла. Поэтому он противился Злу теперь. Он справился бы с этим, если б был один. Он выстоял бы, даже если б на него обрушился двойной удар. Но та, вторая часть враждебной силы обрушивалась не на него, а на Сёрмона, изувеченная душа которого была отравлена Злом с самого рождения. И Авсур злился на Сёрмона, на его слабость, на неумение и нежелание противостоять этому безумному наслаждению жестокостью. Он испытывал отвращение к этому ненормальному блеску в зелёных глазах алкорца и к этому звериному оскалу недоброй улыбки. И отвергая зло, он отвергал Сёрмона, со злом в котором ему не удавалось справиться. И отступаясь от друга, он невольно сдавал свои позиции в этой борьбе.
Авсур был слишком умён, чтоб не понимать того, что начинает проигрывать. Сёрмон был слабым звеном в их тандеме. Он видел в жизни слишком мало хорошего и слишком много плохого. В этой борьбе он был пассивен, и его трудно было винить за это. Авсур и не винил, но заметив отблески безумия в глазах Сёрмона, неизменно раздражался и становился груб, а Сёрмон, который в такие минуты вечно искал повод для ссоры, моментально срывался и, как результат — скандал, переходящий в базарный визг и площадные ругательства.
Сёрмон ушёл из дворца ещё ночью, и Авсур, который в его отсутствие чувствовал себя куда лучше, тем не менее, испытывал нехорошее предчувствие, словно на свободу вырвался не человек, а демон. У него возникла уверенность, что нужно пойти и отыскать его, пойти прямо сейчас, но вместо этого он брёл по галерее дворца по направлению к небольшому уютному залу, где Великий Император без империи собирался провести очередное совещание.
Лёгкие шаги за спиной привлекли его внимание, но он даже не обернулся. Ему было не до бывшей звёздочки сераля. И лишь лёгкое прикосновение к плечу заставило его обернуться. Бонн-Махе улыбалась ему нежно и светло. Любое сердце растаяло бы от такой улыбки, но не сердце вечного изгоя. Он хмуро взглянул на неё.