Диктиона. Пламя свободы
Шрифт:
— Потому что я прав, — уверенно заявил Джордан и, посмотрев на проблески солнца в густой листве, глубоко вздохнул и направился в противоположную сторону,
V
Багровый диск Аматесу уже давно скрылся за верхушками дубов, и теперь они высились в темноте огромными чёрными тенями на фоне темнеющего неба. Звёзды только проступали бледными искрами в тёмно-синем океане, и тишину изредка прорезали крики ночных птиц и треск веток под ногами каких-то животных, подходивших, чтоб посмотреть на огни. В лагере Хорста горели костры, некоторые из них были искусственными — большие жаркие
Этот костер был поодаль от других, и к нему никто не подходил, Существа и люди изредка косились на него и отводили взгляды. Что толку смотреть? Если даже после такого они снова вместе: капитан Барс и этот сумасшедший рыжий алкорец с птицей на плече.
Авсур смотрел в огонь. Яркие блики плясали, отражаясь его в чёрных влажных глазах. Терри была похоронена и забыта. Сёрмон остался рядом. Отчаянная попытка что-то изменить одним ударом меча ничего не дала. Это было бы слишком просто, как сказал проводник.
— Я не думал, что ты сопротивляешься этому, — произнёс он и взглянул на Сёрмона. Тот сидел чуть сбоку и тоже смотрел на пламя. В этот миг он был совсем не похож на опасного безумца. Просто красивый, хрупкий и несчастный мальчик.
— Я не сопротивляюсь, — покачал головой тот. — Этому нельзя сопротивляться, если зло в тебе. Я просто бегу…
— Но это тебе не нравится?
Сёрмон перевёл на Авсура задумчивый взгляд.
— Нравится? Я в ужасе, меня трясёт от отвращения. Как в детстве. Казалось бы, если видишь это с пелёнок, то можно привыкнуть… А я каждый раз заходился в истерике. И сбегал в лес. Я вырожденец из вырожденцев. Мой отец всю жизнь старался удержаться при дворе, а так как нравы изменились, ему приходилось сдерживать свои пороки до возвращения в замок. Тогда он оттягивался на всю катушку. Мать… Она мечтала стать фрейлиной и больше её ничего не интересовало. Даже то, что творится под носом. Если б я мог унаследовать их амбиции вместе с их наклонностями… у меня был бы смысл жизни. Как ты думаешь?
— Не знаю… — ормиец пожал плечами. — Я уже давно не задумываюсь о смысле жизни. Это имеет значение, если есть будущее, а что есть у меня?
— Печально… — Сёрмон вздохнул. — Со мной-то всё ясно. Я могу платить за грехи предков до седьмого колена, да и своих у меня более чем достаточно. Но ты… жаль, что я втянул тебя во всё это.
— Это не ты. Я сам, и он, — Авсур мрачно взглянул на филина, который внимательно смотрел на него мерцающими зелёными глазами. — Мы все имеем то, что заслужили.
— Обидно… — Сёрмон усмехнулся. — Ятолько начал жить как-то иначе. Я подумал, что можно жить, не убивая. До меня дошло простое откровение, что если меня мутит после убийств, значит просто нужно с ними кончать. Я впервые встретил кого-то, кто отнёсся ко мне по-братски, кого-то, кому можно доверять, с кем можно жить рядом… И вдруг всё это…
— Мы найдём свиток, и всё вернется на свои места, — проговорил Авсур.
— Если мы его найдём.
— Я в любом случае не собираюсь так жить вечно… — глаза ормийца холодно сверкнули. — Я найду выход.
— Вот что значит свежая кровь, — улыбнулся Сёрмон. — Ты никогда не сдаёшься.
— А ты сдаёшься ещё до боя. И кидаешься в драку с яростью самоубийцы.
— Просто порой я чувствую себя слишком старым. Во мне течёт кровь Канторов,
— И потому ты прыгаешь по всей Галактике с пушкой и кинжалом. Даже твои Канторы, наверно, перевернулись бы в гробах, увидав такое.
— Я — последний безумный аккорд династии Лоуортов. Достойное завершение их «славной истории», эпилог к грудам запылённых томов. На мне прервётся ещё один кошмар Алкора…
— Тебе есть чем гордиться, — усмехнулся Авсур.
Сёрмон внимательно взглянул на него.
— Мне плевать на Алкор и на Лоуортов. Я пытался начать новую жизнь, я встретил тебя, и ты дал мне то, чего я был лишён от рождения. Ни мать, ни отец, ни наставники, ни командиры не заботились обо мне и не защищали меня. Ни один из них не заслужил моей благодарности. Я думал, весь мир таков, как они. А ты всё перевернул. Ты заботился обо мне, как мать, и защищаешь меня, как отец. Ты — моя семья и моя школа. Потому что ты научил меня жить иначе. Ты познакомил меня с людьми, которые живут иначе.
— Только ты посредственный ученик, — заметил Авсур. — Ты без конца ругаешь свою кровь, каешься в грехах и сетуешь на свою несчастную жизнь. И ничего не делаешь, чтоб измениться. У тебя нормальная кровь. Посмотри на свою лоснящуюся физиономию, на гриву, как у пятнадцатилетней девчонки, на свои плечи, на которых ты можешь поднять лошадь. И перестань, наконец, ныть!
Он раздражённо отвернулся. Он ждал, что Сёрмон снова пустится в разглагольствования о среде, в которой вырос, о воспитании, о тёмных залах замка и криках, будивших его по ночам в колыбели. Наверно, в чём-то он был прав. Авсур понимал, что ранние годы формируют образ человека, и был благодарен синему небу Ормы, суровым горам и зелёным долинам, стадам кротких овец, горячим скакунам, смешливым красавицам, среди которых яркой звездой всегда сияла его гордая и ласковая мать, и добрым и строгим мужчинам, которые не позволяли ему всерьёз осознать себя сыном, не имеющим отца. Ему было жаль Сёрмона, но он не хотел потакать ему своей жалостью. Он был уверен, что тот может изменить свою судьбу, если действительно захочет этого.
— Ты ведь не оставишь меня, Рен? — тихо спросил алкорец и Авсур вздрогнул от неожиданности. Уже много лет никто не называл его по имени. Он обернулся и встретил взгляд Сёрмона, усталый и безнадёжный. — У меня никого нет, кроме тебя. И не будет. Ты же знаешь. Может я сумасшедший, но я никогда не смогу причинить тебе зла. Моя собственная жизнь ничего не значит для меня по сравнению с твоей, но мне кажется, я спасу свою душу, если ты не бросишь меня.
— Я не брошу тебя, Норан, — так же тихо ответил Авсур. — Ты нужен мне не меньше, чем я тебе. Мне нужна твоя поддержка. К тому же, у меня ведь тоже никого кроме тебя нет.
— И ты со мной не потому, что тебя держит Проклятый?
Авсур задумчиво взглянул в огонь.
— Нет. Не потому. Ты дорог мне, и я хочу освободить тебя от него не меньше, чем хочу освободиться сам. Мы сможем совладать с ним, если будем действовать вместе. Мы должны сопротивляться!
— Чему? — вздохнул Сёрмон.
— Злу в себе!
— В тебе нет зла, Рен… И ты не знаешь, что это такое. Дело даже не в притягательности зла, не во власти, которую оно даёт. Дело в том, что оно в плоти и крови, в душе. И сопротивляться приходится себе.