Динамическое равновесие

Стоило Люте переступить порог, как ее подхватили и прижали к стене.

– Дорогая, я уж думал, ты не появишься…

…едва не задохнувшись от крепкого винного духа, она слабо пискнула и подумала, что, возможно, идея ее была не столь уж хороша. Темнота скрывала лицо мужчины, но не его хрипловатое учащенное дыхание.

– Извиниться

не собираешься?
– он игриво прикусил ухо и выругался, когда на зубах заскрежетали матушкины сапфировые серьги. Хоть бы не поцарапал в пылу-то страсти… - Что за…

И Люта решилась, она обвила шею - весьма себе массивную шею с жесткой стойкой воротничка - подтянулась и губами коснулась губ.

…нет, целоваться она умела, во всяком случае так утверждал кузен, который, собственно говоря, и выступал в роли наставника, но занятие это категорически Люте не нравилось, особенно, когда кузен язык в рот засовывал. Но ради дела и собственного светлого будущего, которое требовало решительных действий, она потерпит… хотя… этот, скрытый в темноте, целовался много лучше кузена… определенно, лучше…

…главное, что пузыри в рот не пускал.

…и слюни тоже.

А волосы у него кололись. И на затылке дыбом…

– Ты кто?
– спросил мужчина, отстранившись. Холодный нос его скользнул по щеке Люты, по шее ее, замерев на пульсе.

– Какая разница?
– она надеялась, что произнесла это достаточно уверенно.

– Действительно, никакой… а ты пахнешь вкусно.

Он елозил носом по горлу Люты, и все сильней вжимал ее в стену. Этак или стена затрещит, или, что вероятней, ребра Люты.

– Вкусная… маленькая только.

Не маленькая, а изящная! И нечего ее за губу кусать, не то, чтобы больно, но… Он отстранился и на руки подхватил.

– Маленькая… и легкая…

Квадратные пуговицы его кителя едва не расцарапали нос.

– Надеюсь, ты любишь музыку?

Люта кивнула: любит, но не конкретно в данный момент времени, а вообще, глобально, так сказать.

– …и не станешь возражать против клавесина?

Клавесин? Вот зачем им сейчас клавесин?! Он что, играть собрался? Это, конечно, безумно романтично, но Люта не для того сюда пришла… а… вряд ли хозяева дома обрадуются, что на их клавесине сидела Люта… неудобно, кстати, скользко… и… и этот юбки задирает…

Мамочки!

Она, конечно, собиралась пасть морально, но не так, чтобы сразу… и чтобы физически. Падать физически Люта морально не готова.

– Какие милые ножки…

…и туфелька упала на пол.

Под клавесин.

Почему-то клавесин было очень и очень жаль, и еще себя… этот схватил за ногу и держит. И вторую держит, разул, гладит ступни. Щекотно! Главное, не лягнуть и не рассмеяться, а то неудобно получится, он-то старается как… Люта зажмурилась, но не сдержала

сдавленный стон.

– Какая ты…

Ступни оставили в покое, но лишь затем, чтобы пощекотать под коленкой. Нет, он определенно испытывает терпение Люты… а выше коленки лезть зачем… и панталоны не надо трогать!

Не надо трогать панталоны!

– Не спеши, маленькая, - нежно пророкотали на ухо, правда, сережку грызть не стали, что уже хорошо. И плохо, ужасно плохо, что панталоны все-таки куда-то пропали. Нет, Люта представляла, что пропали они не сами по себе, и нынешняя ситуация в принципе способствовала исчезновению, но чувствовала себя на редкость глупо.

На клавесине.

Без панталон… и этот в ухо сопит… опять полез целоваться.

А терпение-то на исходе… и где, спрашивается, матушка, которая всегда появляется крайне не вовремя. Этак, глядишь, одними панталонами дело не обойдется!

Но все-таки он хорошо целуется… вкусно. И запах терпкий сильный кружит голову… или не запах, а корсет затянули слишком туго? О корсете почему-то думать не хотелось… и вообще не хотелось думать.

…вот только руки его…

…нет, ему что, больше девать их некуда?

– Милые чулочки…

Милые. Люте тоже очень нравятся, она даже не против была бы, чтобы эти самые чулочки с подвязками на месте остались, а не… нет, на такое она не согласна! Категорически!

И тихо заскулив, Люта попыталась отползти.

Клавесин заскрипел.

А в следующий миг дверь распахнулась…

– Занято, - не дав себе труда обернуться, рявкнул мужчина. На что получил ответ:

– Вижу, что не свободно…

И белый свет газового рожка ослепил Люту…

– Люта!

– Инголф!

– Какого…

Люта, упираясь обеими руками в грудь, очень даже широкую грудь в темно-зеленом кителе… и пуговки квадратные. Если смотреть только на пуговки, то…

…свет был настолько ярким, что закружилась голова.

Или все-таки корсет виноват? Зачем было так туго затягивать… но следовало признать, что чувств она лишилась весьма своевременно. Последнее, что Люта слышала, был протяжный хруст… крышка клавесина все-таки не выдержала.

– …да она сама явилась!

– …вы хотите сказать, что моя дочь настолько бесстыдна, чтобы…

Ой, как в голове-то шумит… наверное, как в тот раз, когда они с кузеном стащили папенькино виски, и пила-то Люта исключительно из интереса…

…она многое в жизни делала исключительно из интереса.

– …я хочу сказать, что понятия не имел…

– Инголф, это переходит всякие границы…

…и зачем так орать? Нет, последний-то не орет, но папенька… и этот… Инголф, значит… неудобно получилось… нет, хорошо получилось, после такого на ней точно никто не женится.