Динамика слизи. Зарождение, мутация и ползучесть жизни
Шрифт:
Урок Вейсмана состоит в том, что есть нечто в жизни, выходящее за пределы ее отдельных форм. Как указывает Мерло-Понти в своей книге «Природа», протоплазмы Якоба фон Икскюля участвуют в этом ужасе безразличной жизни, так что амеба представляет собой чистую продуктивность, движимую чистой продуктивностью природы и захваченную ею, — нечто, что протекает в унисон с динамикой самой природы [75] .
Различие между жизнью (как силой, как склонностью к формированию организмов) и индивидуальными формами жизни указывает на серьезные проблемы жизни и бытия, которые, как подсказывает Такер, связаны негацией [76] . Другими словами, проблема в том, чтя является не-бытием по отношению к формам жизни. Есть ли что-либо в совокупности конкретных форм жизни, что живет, но не поддается классификации? [77] Как точно подводит итог Такер, понятие «жизнь» используется концептуально, но у концепции жизни все еще нет отличительного определения [78] .
75
Merleau-Ponty, Maurice (2003), Nature: Course Notes from the College de France (Evanston: Northwestern University Press), p. 170.
76
Thacker, “Nine Disputations”, p. 87.
77
Ibid., pp. 87-88.
78
Ibid., p. 91.
Как
2
Грибовидный ужас и ползучесть жизни
...грибы, занимающие видное место в растительном царстве, питаются также, как животные: дрожжи, сапрофиты (гниль) и паразиты питаются уже готовыми органическими веществами. <...> Замечателен тот факт, что грибы, распространенные в чрезвычайном изобилии, не смогли развиться. <...> Это, можно сказать, выкидыши растительного мира.
79
Бергсон А. Творческая эволюция // Бергсон А. Творческая эволюция. Материя и память: Минск: Харвест, 1999. С. 123-124.
Предназначение грибов — освободить мир от старого мусора
Тогда как в предыдущей главе непростая связь между производительностью и разложением по большей части строилась вокруг человека в частности и интерьера вообще, здесь мы рассмотрим распространение склизкости жизни с точки зрения среды и экстерьера. Исторически гриб [81] играл важную геофизическую роль: ранние образования слизи разъедали сплошную каменистую поверхность земли, приводя к формированию почвы. Поп-культура отводит царству грибов участки произрастающих из тлена земли грибных тел, кучкующихся близ мрачных надгробий, сырых катакомб и внутри загадочных потрескавшихся туннелей. Грибы принадлежат древности и всегда связаны со смертью, разложением и сыростью.
80
Кейдж Дж. Тишина. Лекции и статьи. Вологда: БМК, 2012. С. 116.
81
Следует учесть, что английское существительное fungus, заимствованное из латыни, как и производные от него множественное число fungi и прилагательное fungal, означает целый ряд грибовидных форм: дрожжи, плесени, грибки и, наконец, грибы, которые способны к образованию плодовых тел (mushrooms), поэтому в зависимости от контекста здесь и далее может даваться тот или иной перевод, хотя чаще всего в качестве обобщающего всех их будет использоваться слово «гриб». Прилагательное fungoid переводится нами как грибовидное, чтобы включить в себя как царство настоящих грибов, так и все грибоподобные организмы, которые по тем или иным причинам были изъяты из этого царства. Гриб и грибовидное здесь — это не строго биологические понятия, а понятия пребывающее на стыке различных смысловых полей: исторического, биологического, культурологического и т. д.
Чтобы испытать подобное ощущение «произрастания из тлена», возьмем следующий пассаж из короткого рассказа «Тень на дне мира» одного из представителей «странной литературы» Томаса Лиготти:
Во сне нас поглощала лихорадочная жизнь земли, раскинувшаяся среди зрелого, изрядно загнивающего мира странных наростов и преобразований. Мы оказались посреди пышущего тьмой пейзажа, где даже воздух созрел до красноватых оттенков, и все носило морщинистую гримасу разложения, трупные пятна на старой плоти. Лицо самой земли было переплетено с множеством других лиц, таких, что были искажены отвратительными судорогами. Гротескные выражения впечатывали себя в тёмные морщины древней коры и в завитки увядшего листа; мясистые черты выглядывали из влажных борозд; хрустящая кожица стеблей и мертвых семян растрескалась на множество искаженных улыбок. Все было причудливой маской, нарисованной бурыми, сыпными красками — красками, которые кровоточили ядовитой интенсивностью, настолько богатой и яркой, что вещи дрожали от собственной спелости [82] .
82
Ligotti, Thomas (1994), “The Shadow at the Bottom of the World” in Grimscribe (New York: Jove Books), p. 225. (Рус. пер.: Лиготти T. Тень на дне мира / Пер. с англ. А. Боброва. URL:пер. изменен.)
В «Романсе грибного мира» P. Т. Рольф и Ф. У. Рольф указывают на более чем странное отношение к грибам в научном, литературном и других сообществах, проливая свет на всеобщее презрение к грибам как на часть распространенной микофобии [83] . Они обосновывают эту фобию, рассматривая грибы в фольклоре и литературе, где прослеживается их устойчивая ассоциация с мором и смертью и где грибы воспринимаются как «агенты разложения» [84] . Грибы очищают лесную почву от органических останков и, как следствие, добывают жизненно необходимые вещества из омертвевшего, освобождая место для новой жизни. Грибы разлагают своих органических соседей с помощью продуктов секреции [85] , равно как
83
Rofle, R. Т. and Rolfe, F. W. (1974), The Romance of the Fungus World (New York: Dover Publications), p. 3.
84
Ibid., p. 5.
85
Ibid., p. 79.
86
Ibid., pp. 116-117.
Так, вне органического гриб разрушает неорганические структуры; особенно он поносим за вред, причиняемый человеческим строениям. Как показывают P. Т. Рольф и Ф. У. Рольф, такие рассказы, как «Падение дома Ашеров» Эдгара По, полны описаний гнили и плесени [87] . Это грибковое рас-строение (de-structuring) распространяется на зыбкие пространственные измерения древней истории в целом (порча древних рукописей, постепенное разрушение руин) и покрывает все пространство цивилизации, которое бесконечно рассыпается во времени. Стимпанк-роман Джеффа Вандермеера «Шрик: послесловие» и его предшественник «Город святых и безумцев» явно используют эту тему. Местом действия обеих книг является город Амбра, — город, в котором исконных жителей, расу наделенных сознанием грибов, называемых «серошапками», заставили уйти в подполье. Книга Вандермеера причудлива по форме: она представляет собой как бы трижды отредактированную рукопись, что намекает на ненадежность всех ее рассказчиков, а также и самой истории (как семейная, так и более широко понятая история выступает главной темой книги). Тексты Вандермеера впрыскивают в генеалогическую историю галлюцинаторность и непредсказуемость гриба, создавая распадающуюся, но растущую лоскутную форму истории, — историю, которая даже в своей форме загнивает, превращаясь в месиво [88] .
87
Ibid., p. 23.
88
Vandermeer, Jeff (2006), Shriek: An Afterword (New York: Tor Books), pp. 62-63.
Грибовидное, воплощая саму ползучесть жизни, показывает неравновесную пространственность последней, а также ее неистовое и безудержное «разземление» [89] . Другими словами, оно приоткрывает неравновесную пространственность и неистовое разземеление той самой поверхности, которая представляется необходимой для того, чтобы поддерживать грибовидное и все прочие формы жизни. Как видно из приведенной выше цитаты, рассказы Томаса Лиготти пропитаны логикой грибного произрастания и потому — грибками как агентами гадкой жизни и постоянного распада. В «Домике-бунгало» рассказчик становится одержим мыслями о чудаковатом местном художнике, который говорит о старом домике (с «протертым ковром», набитым «телами-паразитами»), наполненном «по-настоящему отвращающими формами» [90] .
89
Термин ungrounding (англ. un — раз- + ground — земля, почва, основание + окончание ing, образующее отглагольное существительное со значением процесса) обладает в данной работе двояким смыслом. С одной стороны, он означает, что нечто лишается своего основания в онтологическом смысле, ср. с немецким Ungrund — бездна, безначальность, безосновность (символ-понятие, которое Якоб Бёме применял по отношению к Богу и которое затем заимствуется Шеллингом). С другой стороны, для автора, стремящегося к предельно конкретной, материальной интерпретации метафизических концептов, главный смысл данного термина заключен не только в том, что сущности лишаются своего основания, но и в том, что почва или земля исчезает из-под них именно в силу динамических преобразований пространства как одной из двух (наравне со временем) фундаментальных сил, во взаимодействии которых конституируется все живое. В силу вышеперечисленного ungrounding переводится нами как «разземление».
90
Ligotti, Thomas (2008), “The Bungalow House” in Teatro Grottesco (London: Virgin Books), p. 203.
Более того, в небольшом произведении «Северини» у Лиготти рассказчик описывает странного художника и работы его последователей, негласно называемые «кошмар организма» [91] . Из этих вымышленных произведений наиболее характерным было то, которое называется «Нисхождение в грибное» [92] .
Сам художник Северини живет в маленькой хижине, расположенной посреди деревьев и лиан, в джунглях, описанных как «тропическая клоака» [93] , где среди грибов и перегноя произрастают «гигантские цветы, пахнущие подобно гниющему мясу» [94] . Последователи Северини грезят о храме посреди зловонного пейзажа, — храме, где «из стен, мягких от плесени, сочится слизь» [95] .
91
Ligotti, Thomas (2008), “Severini” in Teatro Grottesco (London: Virgin Books), p. 231.
92
Ibid.
93
Ibid.
94
Ibid., p. 239.
95
Ibid.
Вид лачуги Северини невыносим рассказчику. Он заявляет, что «никогда не смотрел прямо в лужи сочащейся жизни» и что в отличие от других он не «желал существовать так, как существует гриб или разноцветный слизевик» [96] . Рассказчик быстро сжигает хижину дотла. Персонажи «Северини» опаснейшим образом смыкают порождающую слизь необузданного разрастания и разлагающую слизь гнилостной трясины, связывают их вместе в качестве «той великой тёмной жизни, из которой мы все возникли и из которой мы все сделаны» [97] .
96
Ibid., p. 242.
97
Ibid.