Династия. Феникс
Шрифт:
— Свежий доклад, ваше сиятельство, только что поступил, — отвечает капитан. — Силы Медведевых захватили…
Мы продолжаем работу. Но спустя полчаса или даже меньше мне звонит Егор, и одновременно раздаётся возглас диспетчера:
— Император объявил экстренное обращение! Вывести на экран?
— Конечно, — отвечаю я. — Всем тихо!
Уже в который раз за последние дни я вижу на экране герб Российской империи. В нетерпении сжимаю кулаки, ожидая, что же скажет Сергей Романов.
Он появляется на экране, одетый в военный мундир,
— Сука, это плохо. То, что он в военной форме — очень плохо, — цедит Игнатьев.
— Тишина, — напоминаю я.
— Мои поданные, — начинает император. — Я прослушал обращения, направленные вами, все до единого. Я прислушался к словам простых людей и к словам тех, кто обладает властью. Кроме того, я изучил факты, собранные за последние дни императорской разведкой. Всё это дало мне серьёзную почву для размышлений, и я был вынужден принять решение. Это решение было непростым, но оно принято. И я готов озвучить его здесь и сейчас.
Глава 25
Сделав небольшую паузу, Романов продолжает:
— Сегодня я обращаюсь к вам не как правитель, а как отец, чьё сердце разрывается от вида страданий, в которые погружена наша империя. Я слышал голоса Сибири, взывающие к миру. Слышал гнев и боль рода Грозиных, чья преданность России не подлежит сомнению. Слышал и тех, кого ослепила ярость. Но война — не путь к истине. Война — это путь в пропасть, куда мы не позволим рухнуть нашей стране. Я вижу это, как никто другой.
— Лицемерный ублюдок, — кривится Григорий Михайлович. — То есть раньше ты не видел, да? Только когда понял, что все дворяне против тебя, глаза, наконец, открылись.
В словах дедушки был смысл. Обращение Домогарова, хоть и было крайне дипломатичным, всё же несло в себе воинственный посыл. Несложно представить, как знамёна, что колыхались за его спиной на видео, будут подняты против правителя, который позволяет продолжаться бессмысленной бойне.
— Приказываю, — продолжает тем временем император. — Всем воюющим родам прекратить огонь с рассвета завтрашнего дня. Императорские войска возьмут под свою защиту поместья Грозиных, Жаровых и Череповых. Владения всех участников конфликта, включая вассальные роды, объявляются неприкосновенными под защитой короны. Миротворцы выступят немедленно. Князь Кирилл Домогаров, чья мудрость и преданность стали маяком в этой тьме, возглавит мирные переговоры. Я не требую ничьей капитуляции, но вместе мы должны найти общее решение, которое устроит всех.
Немного помедлив, Романов добавляет:
— Служение России — наш общий долг. И сегодня я исполню свою часть долга и остановлю войну.
Эфир прерывается. В штабе царит напряжённая тишина, сквозь которую вдруг прорывается чей-то облегчённый вздох.
— Да ладно, — бурчит Игнатьев и падает на стул. — Вот почему он надел военную форму… Типа миротворцев возглавляет.
— Негодяй, — фыркает князь Грозин. — Исполнит свою часть долга, видите ли. Он просто
— Можно похвалить императора за то, что всё-таки прислушался, — пожимаю плечами я.
— Да, наверное, — говорит князь. — Но ему придётся очень долго восстанавливать свой авторитет! И не факт, что когда-нибудь получится. Что дворяне, что простые люди прекрасно всё понимают, — дедушка взмахивает рукой, будто отбрасывает что-то. — Романов окончательно потерял моё уважение. Однако я рад, что он принял верное решение.
— Какие приказы, ваше сиятельство? — спрашивает капитан. — К рассвету мы должны прекратить огонь.
— Вот и прикажи всем армиям и нашим вассалам готовиться к этому. Отменить все наступательные операции, занять оборону. В случае если противник будет провоцировать после рассвета — не отвечать, фиксировать все нарушения на фото и видео. Если Жаров и его вассалы продолжат войну, это станет нашим козырем на переговорах.
— Так точно, князь. Сейчас отдам приказы.
— Господа, поступило обращение от офицера императорской армии, — говорит диспетчер. — Они приближаются к нашим землям и просят разрешение на пересечение границы.
— Отказать, — говорю я. — Если собрались нас защищать — пусть защищают на расстоянии. Внутри наших земель им делать нечего.
Григорий Михайлович молча кивает, соглашаясь с моим решением. Затем устало вздыхает и садится на стул.
— Это ещё не конец, — говорит он. — Прекращение огня — не мирное соглашение. А чтобы заключить мир, нам придётся провести переговоры, которые могут повернуться по-разному.
— Вы правы. Но начало положено, — говорю я. — Надеюсь, Жаров поймёт, что без поддержки императора он далеко не уедет.
— Не забывай, что у него есть ещё один тайный союзник.
— Я помню. Но с этим человеком мы вскоре разберёмся. Учитывая, что князь Домогаров упомянул его в своей речи, врагу недолго осталось. Есть шанс, что на него ополчимся не только мы, но и все спецслужбы империи.
— Такая возможность есть, — задумчиво проведя рукой по бороде, говорит князь. — Я подниму этот вопрос на переговорах.
Взглянув на наручные часы — сегодня какие-то старинные с кожаным ремешком — Григорий Михайлович произносит:
— Думаю, мы с тобой можем отдохнуть, Александр. Как ты смотришь на то, чтобы вместе поужинать в поместье? Если случится что-нибудь необычное, капитан нас вызовет.
— Конечно, господа, — кивает Игнатьев.
Пока мы едем в поместье, я звоню отцу. Он берёт трубку почти сразу:
— Здравствуй, Александр. Прости, что не отвечал, пока шла война. Дни были очень напряжёнными.
— Понимаю. Всё в порядке. Что думаешь насчёт слов императора?
— Лживо и противно, однако очень вовремя, — отвечает Сергей. — Скоро война могла достигнуть таких масштабов, что даже приказ императора её бы не остановил.