Динка (ил. А.Ермолаева)
Шрифт:
— Гога; подними бокал и провозгласи тост, а потом мы сообщим дорогим хозяевам нашу новость, — тихонько шепнула она сыну. Гога поднял бокал.
Любовь и дружба двух людей Соединяют. Пусть эти чувства вечно с вами Пребывают!громко сказал он заранее приготовленный тост и, смутившись, подошел к Лине чокнуться…
Лина чокнулась, поцеловала его в лоб и подошла к Крачковской.
— Спасибо
Крачковская еще раз пожелала молодоженам счастья и Торжественно сказала:
— А теперь мы с Гогой должны сообщить вам новость! Мы уезжаем. Муж срочно вызывает нас к себе!
Слова Крачковской ошеломили присутствующих. За столом наступила полная тишина.
— Мы уезжаем завтра, мои дорогие! Мне очень жаль расставаться с вами. Я очень благодарна Константину Федоровичу за Гогу! Он столько возился с ним последнее время… — приятно улыбаясь, сказала Полина Владиславовна и при общем молчании обратилась к сыну: — Гога, ты хотел, кажется, предложить Константину Федоровичу ключ от флигеля…
Гога вскочил:
— Константин Федорович! Мы с мамой просим вас чувствовать себя полным хозяином флигеля до самого конца лета! Торжественно передаю вам ключ!
Все сразу ожили, зашевелились. Костя трогательно поблагодарил за гостеприимство.
— «В вашем доме, как сны золотые…» — дурачась, пропел Олег.
Марина и Катя с искренним чувством обняли Полину Владиславовну.
Гога подошел к Мышке и, стоя за ее стулом, сказал:
— В память нашей дружбы я оставлю тебе полное собрание сочинений Толстого.
Мышка вспыхнула от радости, застеснялась.
— А я что?.. — робко пролепетала она. — Я тебе Пушкина…
— Не надо… У меня есть! — великодушно ответил Гога. Провожали Крачковских шумно и весело, но после их ухода все вздохнули свободнее. За столом стало как-то уютнее и проще. Никто уже не острил, не хохотал, всем хотелось посидеть одним, своей семьей, и разговор перешел в тихую беседу. Обсуждались всякие мелочи будущей жизни Малайки и Лины.
— Помещение хозяин дал Малайке хорошее, но мебели там нет. Один стол и стул да поломанная кровать… — сказала Катя.
Марина задумалась:
— Тогда надо хоть из кухни перевезти им Линину кровать и стол.
— Вот уж нет! — сразу заволновалась Лина. — Не порушайте моего ничего. Я свою кровать старенькой одеялкой покрыла и подушку оставляю. Как было, так пусть и будет. И кажное воскресенье приезжать стану. Не порушайте моего ничего!
— Конечно, конечно! Пусть все так и останется! — заторопилась успокоить ее Катя. — Можно взять что-нибудь с городской квартиры…
Дети, сидя между взрослыми, впитывали в себя все впечатления праздника и, притихнув, машинально запихивали в рот сладости. Лина и Малайка должны были уехать вечером. Боясь грустного прощания, Катя заставила Мышку лечь спать. Усталая Мышка не противилась. Она поцеловала Лину и, моргая сонными глазками, спросила:
— Ты никуда не уедешь, Лина?
— Уеду и приеду, — ответила Лина и, прижав к себе девочку, добавила: Была вашей Лина, вашей и останется!
Мышка ушла, а Динка
«Лина, ты все даешь и даешь ей… Может, она больше не хочет?» беспокоилась Марина.
«Это твои старшенькие не хочут, а моя все хочет! — спокойно отвечала Лина, дуя на ложку. — Она как наестся, так сразу знак подаст: стукнет ножкой об стол аль по ложке ручкой вдарит».
«Вот воспитание!» — хохотал тогда Олег.
Но сейчас, глядя на Лину, укачивающую на своих коленях восьмилетнюю Динку, никто не смеялся. Все понимали, что именно здесь, в этом материнском чувстве Лины к вскормленной ею девочке, и в Динке, привыкшей считать Лину своей второй матерью, таилась главная трагедия ухода Лины из семьи, Именно здесь был источник ее горьких слез о разлуке.
А Динка, припав головой к груди Лины, сладко и безмятежно спала… В саду уже сгущались сумерки, в комнатах зажгли лампы.
— Малай Иваныч, подержите-кось ребенка… — сказала вдруг Лина.
Малайка вскочил и бережно принял на вытянутые руки спящую Динку.
Лина отряхнула с платья крошки и, открыв дверь в комнату, тихо сказала:
— Кладите ее, Малай Иваныч, на кроватку. Малайка положил Динку на кровать и на цыпочках вышел. Лина сняла с девочки нарядные белые башмачки и, наклонившись, перекрестила ее широким крестом. Частые слезы ее закапали на грудь Динки.
— Господи, не помощник ты людям в великой скорби душевной, — тихо простонала Лина.
Динка неспокойно шевельнулась во сне и, словно почувствовав ее слезы, тоненько, по-ребячьи всхлипнула.
Через час Лина уехала. Олег, Костя и Малайка несли ее вещи. Марина и Катя стояли у калитки. Алина, по настоянию Кости, простилась раньше.
Лина шла, не оглядываясь назад, но сердце ее знало, что дом, который она оставила, осиротел.
Глава сорок пятая
ОПУСТЕВШИЙ ДОМ И СООБЩЕНИЕ КОСТИ
Динка проснулась рано и, услышав звон посуды, в одной рубашонке выскочила на террасу.
— Я думала, Лина… — сказала она, встретив вопросительный взгляд Кати.
— Лина приедет в воскресенье. Она часто будет приезжать, — мягко ответила Катя, убирая со стола грязные тарелки.
На террасе был страшный беспорядок: на полу валялись бумажки от конфет, скорлупа от орехов; вчерашние блюда, пироги и закуски были наспех прикрыты газетами. Видно, Лина очень торопилась и не успела прибрать, а может, Катя и Марина не позволили ей прибирать в свадебном наряде, Динка побежала в комнату, накинула платье, надела свой фартучек с белкой и скромно вышли на террасу: