Динка (ил. А.Ермолаева)
Шрифт:
Динка возмутилась.
— Но я знаю и другие песни, — сказала она.
— Какие другие? Все в том же роде? Нет, уж не пой, пожалуйста!
Но дети, стоявшие за ее спиной как два истуканчика, вдруг зашевелились.
— Мы хотим, чтобы она спела! — хором сказали они.
— Но вы же слышите, что у нее все в одном роде! — взволновалась старая дама.
— Ни в каком не роде, а просто детские. Их играют на пианино для детей! — сказала Динка.
— Вот как! Что же, например? — заинтересовалась
— Много. О птичках, о кошечках и о новогоднем снеге.
— Мы хотим… — тупо и упрямо повторили истуканчики, с двух сторон налегая на кресло.
— Ну, спой о птичке, — милостиво разрешила строгая дама и, склонив голову набок, поправила букли. — Дети, прослушайте песню о птичке!
Динка приготовилась, на шарманщик, не понял и затянул «Разлуку».
— Прекрати! Прекрати сейчас же! — замахала руками старая дама и подозвала горничную.
— Барыня хочет, чтоб девочка спела одна, — пояснила та испуганному старику.
Динка фыркнула, но сдержалась и, приняв позу, громко объявила:
— «Птичка»! Песня композитора Глинки. «Отчего, певунья-птичка, так печально ты сидишь… — медленно запела она, тщательно выводя мотив. — Грустно милую головку опустила и молчишь…»
Дама милостиво закивала головой.
— Вот видите, дети, — сказала она поучительным тоном. — Сейчас мы узнаем, почему загрустила птичка.
Динка пропела еще один куплет, где птичке предлагают сахару и водицы, но она отказывается.
В рабстве, дети, сахар горек… Что мне в клетке золотой? Возвратите мне отраду Жизни вольной и простой!старательно пропела Динка.
— Ну вот, теперь нам понятно, что птичке не нравится ее клетка, — точно следуя за Динкой и переводя слова песни на поучение, объясняла дама своим истуканчикам.
Динка, давясь от смеха, с трудом дотянула последний куплет:
— «И тогда я вам в награду песню лучшую спою…» Ха-ха-ха! — неудержимо залилась она вдруг.
— Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! — прыснули за креслом истуканчики, но старая дама погрозила им пальцем, и они мгновенно смолкли.
— Ха-ха-ха! — еще громче заливалась Динка.
— Почему ты смеешься? Сейчас же объясни, почему ты смеешься? — прикрикнула на нес старая дама, и седые букли ее затряслись.
— Потому что… так полагается по нотам. — испугавшись, что ей ничего не заплатят, скромно сказала Динка. — Это для того, чтобы дети развеселялись… Там просто так и написано:
«Ха-ха-ха!» — сочиняла второпях Динка. — Это написал композитор Глинка.
— Ну, не знаю, кому это нужно… Мне, во всяком случае, ни к чему, пожала плечами старая дама. — И вообще первый раз слышу что-нибудь
Динка вспомнила стоящего у пианино Олега.
— Почему странная? А это что? «Смейся, паяц, над разбитой любовью…» вдруг затянула она и, прервав себя на последнем слове, тоненько допела: «Разве ты человек? Ха-ха-ха-ха! Ты ведь паяц!»
Старая дама заткнула двумя пальцами уши:
— Прекрати сейчас же! Это невозможно слушать! Спой лучше о кошечках, только, пожалуйста, без того самого «ха-ха»! — морщась, добавила она.
Но Динку душил смех, и, краснея как пион, она пояснила, что петь больше не может, так как у нее болит горло.
— Болит горло? И ты ходишь по дачам заражать детей? — в ужасе вскочила старая дама. — Да у тебя, может, ангина или дифтерит, а ты здесь поешь про птичек и распространяешь миазмы! Сейчас же уходи отсюда!.. Глаша! Дайте им два пятака, и пусть сейчас же уходят! — закричала она своей горничной.
Горничная сунула Динке два пятака и поспешно выпроводила их с шарманщиком за калитку.
— С чего это она закричала-то? — спросил старик, отбирая у Динки пятаки. Осердилась на тебя, что ли?
— Нет, она просто заболела… — Динка показала на горло. — У нее тут… дифтерит!
— Ишь ты, как сразу ее схватило! — покачал головой старик и, вздохнув, добавил: — Все под богом ходим! Динка фыркнула и махнула рукой:
— Да пускай хоть умирает! Денежки дала, и ладно!.. А мы много сегодня заработали, да, дедушка? — весело добавила она и, подставив свой подол, попросила: — Высыпи мне в платье, дедушка! Я не потеряю! Я только побренчу немножко!
— Ну, не чуди, не чуди! — прикрикнул на нее старик, — Деньги но игрушка! Их с плачем добывают? Вот погоди, опосля зайдем в харчевню… штей поедим!
— Щей? С мясом? — спросила Динка и, поморщившись, вспомнила, что около харчевни всегда стоит теплый и тошнотворный запах перепрелой капусты. Особенно когда распахивается дверь… Один раз она даже задержалась у этой двери, чтобы спросить, что здесь варят, и какой-то возчик, вытирая ладонью рот, сказал: «Шти» — и добавил: «Есть пустые, есть с мясом! Это по цене!»
«Может быть, с мясом не так пахнут?» — подумала Динка. Ей уже давно хотелось есть. Но шарманщик не торопился. Он шел вдоль заборов, пропуская маленькие, скромные дачки и заходя в те, которые выглядели богаче.
В одной из таких дач мальчик высыпал старику в торбу обгрызенные корки хлеба.
— Что ты делаешь? — возмутилась Динка. — Разве можно давать кому-нибудь недоеденные корки?
— А почему же нельзя? — удивился мальчик.
— Да потому… — Динка наморщила лоб и наизусть повторила мамины слова: Потому, что это унижает человеческое достоинство!