Дипломатия фронтира

Денисов Вадим Владимирович

— Падре, как же мне туда заглянуть? — тихо спросил Дино.

Как-как… Придумаем.

Машину я остановил чуть выше по склону, в тихом безлюдном переулке, прижав боком к каким-то кустам. Так что на ближнюю разведку мы вышли пешими.

А что, если…

— Идея! — горячо зашептал я напарникам. — Сейчас Катрин красиво выходит на улицу и с беззаботным видом неторопливо прогуливается мимо посольства. Смотрит и слушает, засекает машины, если такие стоят поблизости… Где-нибудь подальше Катя разворачивается и так же непринуждённо делает ещё одну проходку!

Возвращается сюда, рассказывает, и мы имеем первичную информацию!

Дино ничего не успел сказать в ответ, это сделала Селезнёва:

— Ты вообще охренел, Горнаго?! Нет, ну… Как ты себе это представляешь? Одинокая белая женщина в мусульманском городе шляется туда-сюда возле иностранной резиденции, как портовая блядь, и это буду я? А ты не боишься, что твоё начальство арестуют жандармы или кто-нибудь в феске утащит меня в гарем? Дурака кусок!

— Падре, ты сказал глупость, — резюмировал Дино, прозорливо примкнув к руководству.

— Да? — несколько усомнился я. — Театра не будет? Тогда нам придется действовать скрытно. Пошли, сын, с несчастной отцовской спины залезешь, для чего я ещё нужен… Катя, ты тоже с нами.

— Зачем? Мне для руководства операцией тоже нужно лезть на крышу? — желчно поинтересовалась Екатерина Матвеевна.

— На вассере стоять будешь.

Задняя часть диппредставительства упиралась глухой высокой стеной в низкий колючий кустарник, пробраться через который поближе к зданию без членовредительства просто невозможно. Предусмотрительно, таким образом одна из четырёх сторон прикрыта от проникновения. Неплохой подход к зданию имелся только со стороны переулка, где до поры стояла наша «Нива». Вот только полной скрытности при таком варианте действий не добиться.

— Давай ближе к улице, спрячься за деревом, но стой так, чтобы мы всегда друг друга видели. За башней тоже следить надо, — предложил я Селезневой.

— А как мне вас предупредить? — нервно спросила она.

— Мяукни.

Потрогав рукой шершавую стену и посмотрев наверх, Дино вздохнул, снял кожаную куртку и протянул её мне, тихо пояснив одними губами:

— Поцарапаю…

Знаете, в чём заключена древняя сила сермяги, поскони, дерюги, брезентухи, конопляной кенафки и прочей кирзы? Они не царапаются, а их владелец ни о чём подобном не задумывается, он просто делает свою работу. И наоборот, царапается та поверхность, с которой эта самая плохо выделанная «кожемяка» соприкасается. Будь то хоть танковая броня.

Секунду подумав, парень стащил с себя ещё и футболку! Пояснений не требовалось. «Футболка порвётся и испачкается, а пузо, оно что, протёр тряпицей или лопухом, смазал йодом, и вскоре опять как новое». Перетянув кобуру с «люгером» повыше на поясницу, Бернадино ещё и обувь скинул, чтобы не оставлять на папенькиной спинке глубокие следы протекторов, и кивнул.

Раз-два! Блин, мне даже покряхтеть не довелось, как наш юный ассасин растворился где-то там, на плоской крыше!

Я оглянулся.

Селезнева зачем-то вышла из-за дерева и во все глаза смотрела

не по сторонам вдоль улицы, а на меня. Ну, что такое…

Широко открывая рот и страшно шевеля губами в очень выразительной артикуляции, я, стараясь быть предельно убедительным, беззвучно произнёс:

«Какого… хутора дочь ты, рот, компот и компотище! Что ты там выстроилась, трахома, как портовая… брысь на место!».

На что получил ответ:

«Что-что ты сказал, а? Это кто портовая? Убью!».

Водевильная сцена слегка разрядила конденсаторы, но ненадолго. Полное непонимание оперативной обстановки продолжало рвать нервы.

Неожиданно поблизости послышался характерный звук полицейской сирены!

Твою душу! Сюда?

Селезнева чуть выглянула из-за прикрывавшей её ветки, оценила ситуацию и отрицательно помотала головой. Я лишний раз огляделся и тоже ничего подозрительного вокруг не обнаружил.

Вдруг рядом что-то заскрежетало, а затем громыхнуло!

Я вздрогнул. А ведь это был всего лишь какой-то ржавый металлический лист, сорванный ветром с крыши сарая по соседству… Нервы?

Нервы оставались в напряжении.

Очевидно, что в столь отвратительных оперативных условиях некомфортные для психики ощущения — явление, в общем-то, заурядное, и всё это есть неотъемлемая часть дипломатический службы, твою душу, во всяком случае, здесь.

Да… А ведь когда я только вписался в эту эпопею, у меня и в мыслях ничего подобного не было.

Еле слышный шорох, и на краю саманной крепости показалась голова Дино. Я протянул руки, но adottato по-кошачьи легко спрыгнул вниз, пружинисто опустившись на высохшую траву.

— Ну?

Кивнув, сынуля сделал характерный указывающий жест, предлагая перенести все разговоры в салон «Нивы», и мы друг за другом осторожно пошли за ним.

Наконец-то пошёл дождь, вокруг быстро потемнело, температура воздуха опустилась на несколько градусов. Самое время укрыться в тепле под надёжной советской крышей.

— Уф! Нет никаких признаков опасности. На кухне готовят еду, пахнет вкусно, тихо играет радио, — начал докладывать разведчик, пока Селезнева поливала его йодом из аптечки и наклеивала на поцарапанное молодецкое пузо белый крест пластыря. Ну, всё как я и ожидал. Зато футболка цела.

— Во дворе старикан в рабочей одежде и соломенной шляпе выкладывает плоские морские камешки вокруг большого цветущего куста.

— Садовник из местных?

— Слишком роскошно будет, Макс, скорее, один в трёх лицах, — усомнилась Катя. — Продолжай, Дино, извини.

— Во дворе одна машина. Сбоку от ворот стоит маленький синий хэчбэк, наверное, китайский, я таких не видел. Он давно никуда не ездил, песок перед воротами подметён, а следов колёс нет. Потом из двери башни вышла женщина такого же возраста в сером переднике, похоже, это жена старикана. Она шлепнула садовника по спине полотенцем, что-то ему сказала, и они ушли в дом. Засады там нет, я бы что-нибудь заметил.