Дипмиссия
Шрифт:
— В небеса смотрите, во все стороны, — напомнил я.
Жарко, что же будет после полудня? Надо валить на реку.
Небо даже не голубое, белое. И солнце белое. Воздух у дороги красно-желтый, как придорожная пыль. А так-то пастораль. В этом месте к трассе примыкают фруктовые сады. Стоящие вдоль обочин абрикосы с одной стороны и инжир с другой отбрасывают на траву жидкие серые тени.
Сидящий впереди Дино действительно поглядывает, наклоняется к лобовому, высовывается в открытое окно. На ружьё тоже посматривает, но в руки не берёт. Конкретно сейчас стрелять
За всё рейсы между разными городами мне всего один раз встретилась залётная гаруда. Чудовище даже пролетело над автобусом на высоте пары сотен метров. Тогда пришлось загнать пассажиров в проход и усадить на пол, кроме трех мужиков с ружьями.
Воздушная опасность не наблюдалась.
Дино Риччи только что в очередной раз чуть не потерял свою кепку. Когда он сказал о ней в лавке, то я подумал, что речь идёт об обычной бейсболке с прямым или кривым козырьком, со спортивной или рокерской символикой, камуфляжной, охотничьей, 5.11, какой угодно! Но он вышел из здания не открывшегося театра аутентичным ирландским хулиганом в серой кепке-восьмиклинке из сериала «Острые козырьки».
После посещения торгового центра образ обогатился деталями. Теперь в правом набедренном кармане, застегнутом на пуговицу, лежит тот самый дерринджер, а в брючном новенькая «бабочка». Повесить на пояс охотничий нож я ему пока не разрешил:
— Народу вокруг много, не нужно никого напрягать, ты и так тревожный на загляденье. Сынуля.
Сейчас Дино высунул руку в окно и начал сжимать-разжимать пальцы — ловит ветер. В ладонь ударилось какое-то крупное насекомое, вроде огромного шмеля — больно! — adottato резко отдернул руку, зашипел. О, господи, какой же он ещё ребёнок…
Екатерина молча сидела на заднем диване, прижав голову к стеклу и, как истинный художник, любуясь зелёным привольем.
В принципе, боевая белая «Нива» укомплектована. Запаска, контейнер с запчастями, лопата с контрастной, немного игривой синей ручкой, канистры, хайджек и два лёгких сенд-трака закреплены в экспедиционном багажнике на крыше. Установлена внешняя антенна, к которой я могу подключить пока что только маломощную носимую рацию. Зато магнитола может воспроизводить не только кассеты, но и компакт-диски. Их у нас четыре, Дино куда-то сбегал со словами «Они мне должны» и притащил, музыку, я ещё не смотрел, какую.
До сих пор всё шло гладко, в соответствии с намеченными планами. Шероховатости вылезали, но их удавалось купировать. Мы уже выдвинулись, когда в последний момент Екатерина Матвеевна огорошила меня убийственным вопросом: «А где аптечка?». Пока я хлопал ушами и шевелил губами, как рыба, она вынесла к машине сумку с красным крестом, и вопрос медицины был закрыт.
Личных вещей совсем мало. Скорее всего, это плохо, хотя свободное место в багажнике говорит об обратном. Средних размеров сумка начальницы, почти пустой натовский баул «пусть будет», мой штурмовой рюкзак, имущество adottato легко уместилось в аналогичном. Сильно я не переживал,
Мягко прошелестев шинами по бетону причала, «Нива» остановилась у борта самоходки. Пассажиров на посадке оставалось совсем немного, остальные уже на борту. Увидев подъезжающий белый внедорожник, два матроса с «Савойи» и рабочий причала начали быстро устанавливать сколоченные доски грузового трапа.
— Идите с пассажирами к помощнику капитана, а я загоню машину, — предложил я.
Катерина с сомнением посмотрела на дощатые трапы.
— А это не опасно? Досочки совсем узкие.
— Я же профи. Да и не такие уж они и узкие.
Они кивнула и пошла вдоль причала, махнув рукой Дино. Но тот задержался, горячо выдохнув:
— С тобой останусь!
— Дино, у нас началась работа. Транспортный департамент отдыхает, на первое место выходит служба безопасности. Отныне Екатерина Матвеевна в публичном месте не должна оставаться одна. Рядом с ней или ты, или я, работаем телохранителями. Видел в кино, как это делается?
Он кивнул, оглянулся на ещё раз позвавшую его начальницу с билетами в руках, и рванул следом.
Я с первого раза вкатил «Ниву» на палубу баржи, а затем, словно пилот огромного авиалайнера, медленно покатил машину к красной «японке» по командам медленно отступающего палубного матроса, размахивающего руками, как ветряк. Им надо флажки завести.
Отправка задерживалась.
Сначала помощник капитана занимался урегулированием вспыхнувшего скандала с пассажирами крестьянского вида, которые, похоже, решили лихо схитрить и втроем пройти по двум билетам. Потратив на ругань и уговоры минут десять, помощник поставил окончательное условие, и третий, безбилетник, уныло поплёлся в горку.
Потом на такси подъехала средних лет высокая сухопарая дама в широкополой шляпе, взявшая с собой в дорогу нервное лицо и дорогой саквояж, следом на разбитой малолитражке к причалу прибыл какой-то запыхавшийся увалень в бежевом тропическом костюме и с большим кожаным чемоданом. Недовольно посмотрев на ручные часы, помощник проверил у них билеты, махнул рукой матросам, чтобы втаскивали трап, и пошёл на доклад к капитану.
Интересно, как у них тут принято, «Прощание славянки» прозвучит?
Солнце, набравшее полную силу предосеннего жара, пускало по рейнской воде, белым поручням и до блеска отмытым стеклам рубки солнечные зайчики. Радостно кричали заждавшиеся отправления чайки, в бухте важно плавали всё те же гуси.
Дважды коротко проревел сиплый пароходный гудок.
На палубе кто-то захлопал в ладоши. И тут из жестяного рупора на рубке зазвучал An der schonen blauen Donau Штрауса!
— Вот теперь я верю, это настоящее путешествие! — с восторгом заявила Селезнёва, глядя на холм, где она русалкой сиживала с мольбертом.