Директива Джэнсона
Шрифт:
К тому времени Купер уже обитал в Амстердаме, в этом самом плавучем доме, зарабатывая на жизнь рисунками старого города, которые он продавал туристам, – кич, но кич искренний. Длительное курение марихуаны привело к необратимым последствиям: даже если Барри и не находился под действием дурмана, он был каким-то рассеянным и несерьезным. Джэнсон и Купер наладили друг с другом отношения не сразу; трудно представить себе двух настолько несхожих людей. И все же в конце концов Купер оценил, что посланник правительства Соединенных Штатов не пытается ни подольститься к нему, ни запугать. Внешне похожий на обыкновенного громилу, он на самом деле оказался совсем другим. Необъяснимо сдержанный в своем подходе, он вел честную игру. Когда Купер перевел разговор на несправедливость
– Глубоко сказано, – искренне заметил Купер.
«Глубоко» – интуитивный ответ на «мелко». Но если Купер и плавал мелко, это как раз и спасло его от самых страшных искушений революционного левачества. С его помощью удалось пресечь деятельность десятков террористических группировок. Конспиративные квартиры были разгромлены, вожаки оказались за решеткой, источники финансирования были выявлены и закрыты. И за всем этим стоял обожающий марихуану бездельник, живущий в облупленной голубой лодке. В одном любящие громкие фразы проповедники грядущей революции оказались правы: иногда и от маленького человека зависит очень многое.
В ответ государственный департамент без лишнего шума отказался от попыток добиться экстрадиции [39] Купера.
Джэнсон отхлебнул горячий кофе из кружки, заляпанной краской.
– Не сомневаюсь, ты просто заглянул ко мне в гости, – сказал Купер. – Не сомневаюсь, тебе, как бы это сказать, ничего от меня не нужно.
Его речь нисколько не изменилась со времени их первой встречи, состоявшейся много лет назад.
– Слушай, – сказал Джэнсон, – не возражаешь, если я у тебя ненадолго приземлюсь?
39
Экстрадиция – выдача преступников.
– Mi casa es su casa, amigo, [40] – ответил Купер.
Он поднес к губам косячок с марихуаной; Джэнсон так и не смог определить, оказывает ли по-прежнему наркотик на него действие, или же Куперу просто необходимо постоянно принимать дозу, чтобы возвращаться в состояние, которое для него считалось нормальным.
– Сказать по правде, компания мне не помешает, – затянувшись, продолжал Барри. – Дорис от меня ушла, я тебе об этом еще не говорил?
– Ты мне еще не говорил, что у вас с Дорис что-то было, – заметил Джэнсон. – Барри, я понятия не имею, о ком ты говоришь.
40
Мой дом – твой дом, друг (исп.).
– О, – сказал Купер, сосредоточенно наморщив лоб.
Было видно, он ищет продолжение: а следовательно… а следовательно… а следовательно… Двигатель его рассудка вращался, но никак не мог завестись. Наконец Барри поднял указательный палец.
– Значит… не бери в голову.
Очевидно, до него все-таки дошло, что человека, с которым он не виделся больше восьми лет, вряд ли будет интересовать недавнее окончание мимолетной связи, продолжавшейся шесть недель. Купер настолько обрадовался своему, как ему показалось, остроумному ответу, что откинулся назад и ухмыльнулся.
– Слушай, дружище, я действительно рад тебя видеть. – Он шутливо ткнул Джэнсона в плечо. – Соседушка! У меня опять будет сосед, как когда-то в университетском
Джэнсон поморщился: его рука все еще болела после стычки в Риджент-Парке.
– Что с тобой? – Взгляд Купера наполнился озабоченностью.
– Ничего, все в порядке, – заверил его Джэнсон. – Но на этот раз, полагаю, мы сохраним этот маленький визит в тайне, comprende? [41]
– Comprendo mio maximo, [42] – ответил Купер на своей любимой смеси испанского, итальянского и зачатков латыни, полученных в школе, где времена, падежи и склонения определялись его сиюминутным настроением.
41
Понимаешь? (исп.).
42
Очень хорошо понимаю (искаж. итал.).
Джэнсон подумал, что этот человек был рожден для того, чтобы стать второстепенным персонажем авантюрно-приключенческого романа Хантера Томпсона. В чем-то Купер проделал большой путь, но в чем-то остался таким же, каким был раньше.
– Давай прогуляемся, – предложил Джэнсон.
– Чума, – ответил Купер.
Ярко горящие фонари не позволяли опуститься на город вечерним сумеркам. Купер и Джэнсон вышли на «золотой изгиб» Херенграхт. Когда-то это было излюбленное место корабельщиков и торговцев, процветавших три столетия назад, в золотой век Амстердама. Сейчас большая часть этих особняков принадлежала банкам, музеям, издательствам и консульствам. Здания XVII века как-то по-особенному сияли в свете неоновых ламп, подчеркивающем их индивидуальные отличия. В архитектуре одного из домов явно чувствовалось своеобразное влияние французского зодчества, проявляющееся в листьях аканфов и завитках, украшавших фасад из известняка; рядом с ним возвышалось мрачное сооружение из темного кирпича, оживленного лишь узким коньком. Повсюду встречались скругленные карнизы, модильоны, флероны, декоративные консоли и слуховые окошки: не было недостатка в укромных уголках и щелях, которыми мог бы воспользоваться наблюдатель, желающий остаться незамеченным. Каждый брус с блоком, прочно вмонтированный в балки крыши, в ночном полумраке казался Джэнсону страшным и зловещим.
– Значит, ты каждый день видишь эти улицы, – заметил он.
– Каждый божий день, дружище, – подтвердил Купер. – Это мое ремесло. Я рисую то, что у меня перед глазами. Только чуточку по-другому. Панораму улиц, а иногда просто какой-нибудь дом. Или церковь. Туристы особенно клюют на церкви.
– Можно заказать тебе один рисунок?
Похоже, Купер был тронут.
– Ты серьезно?
– Есть один особняк на Принсенграхт, на углу с Лейдсестраат. Знаешь, о чем я говорю?
– У тебя хороший вкус, дружище. Это не дом, а конфетка.
Здание было переделано из трех соседствующих друг с другом строений, но фасад был преображен так, как будто это один особняк. Портик поддерживали восемь легких колонн в коринфском стиле; на улицу смотрели семь окон с фонарями. Красные полоски кирпичной кладки перемежались с серым облицовочным камнем. История оставила свой след на каждом кирпичике здания, в котором располагалась центральная штаб-квартира Фонда Свободы.
– Как ты думаешь, ты сможешь сделать рисунок прямо сейчас? Как можно подробнее.
Они едва не столкнулись с быстро мчащимся велосипедистом, едущим не в ту сторону по улице с односторонним движением.
– Классно! Знаешь, я даже не догадывался, что ты так запал на мою мазню. По-моему, ты всегда относился к ней как-то снисходительно. Я думал, это не в твоем вкусе.
– Барри, со всеми подробностями, с какими только сможешь, – подчеркнул Джэнсон. – И, если можешь, вид сзади. Здание должно быть видно с Ланге Лейдседварсстраат.
– Я распечатаю новую пачку пастелей, – сказал Купер. – Специально ради такого дела.