Дискета мертвого генерала
Шрифт:
За прошедшие с момента переворота чуть более семи месяцев жизнь успела наломать дров. По дороге до маленького провинциального эстонского городка Пярну мне пришлось пересекать четыре, теперь уже государственные, границы, на каждой из которых неизменно перегарные пограничники по полчаса сличали мою собственную физиономию с той фотографией, что была прилеплена рядом с фамилией Полковников, а бравые таможенники, у которых жажда взятки была написана жирными буквами прямо на лбу, готовы были разобрать автомобиль до последнего винтика, лишь бы в очередной раз предотвратить попытку нелегального вывоза с их исторической Родины двухсот граммов соленого
В Пярну я въехал уже поздно вечером. В отличие от Львова, здесь снег еще даже не начинал таять. Высокие сугробы были повсюду. Но даже они не могли скрыть под своей толщей всего очарования тихого, уснувшего до очередного пляжного сезона курорта. В тот день я впервые отметил про себя, что все прошедшее время мне не хватало этого города с его уютными кафе, маленькими, почти игрушечными, магазинчиками, никуда не спешащими прохожими и, конечно, морем, скованным сейчас метровым слоем ледяных торосов.
В доме Рамоны горел свет. Если я еще не забыл расположение комнат, то вполне может быть, что она сидела у компьютера и писала свой очередной бестселлер. Я припарковал машину прямо возле ворот, привычным движением открыл калитку, жалобно скрипнувшую на легком морозце, и направился через укрытый пушистыми шапками снега сад к заветным трем ступенькам. Снег, отраженный голубым сиянием появившейся на чистом небе луны, тихо хрустнул под тяжестью моих кожаных подошв. Проезжая через Ригу, я все-таки сменил свою одежду и купил новые туфли. Сейчас я был очень похож на банкира. Только вот физиономия явно не вписывалась в общую картину. Ладно, до свадьбы заживет.
Я поднялся по ступенькам под изящный черепичный козырек у входа и надавил кнопку звонка. Спустя минуту послышались мягкие торопливые шаги. И… собачий лай. Какой-то удивительный – я раньше не слышал ничего подобного. Шаги остановились у двери.
– Кто там? – настороженно, но достаточно дерзко спросила Рамона. Я набрал полную грудь холодного морозного воздуха и почти по слогам произнес тщательно заучиваемую на протяжении последних двух часов фразу.
– Хозяйка, не сдадите комнату бездомному майору Советской Армии? – Эти семь с половиной слов я произнес на «чистом» эстонском, едва не сломав свой несчастный язык. Господи, кто только придумал такое ужасное, словно к зубам прилипла искорка, тягучее произношение? Несчастные эстонцы!
Через пять секунд две горячие, нежные ручки обвили мою шею, а чуть влажные мягкие губы намертво прилипли к моим, истерзанным и побитым.
– Я тебя люблю, – шепотом произнесла Рамона мне в самое ухо и тихо, как будто боясь потревожить сон спящих в соседних коттеджах соседей, засмеялась. Затем слегка отстранилась, осмотрела мой смазанный портрет и укоризненно покачала головой: «Что мне с тобой делать, негодный мальчишка! Опять подрался». И все?! Я, понимаете, ожидал бури эмоций, а тут… Что ни говори, а холодный северный менталитет берет свое. Ну ничего, сейчас мы тебя разогреем!
Я снова услышал этот странный лай и вдруг ощутил, как что-то мягкое и гладкое трется мне о ноги и тихо попискивает.
– Познакомься, это Гарик, – Рамона наклонилась, и у нее на руках оказался щенок мраморного дога. Он был как две капли воды похож на того… погибшего. Только в пять раз меньше. И в десять раз – смешнее. – А это, Гарик, тот самый дядя, которого, начиная с сегодняшнего дня, ты будешь регулярно цапать за ноги, а утром стаскивать
– Это значит, что можно войти, – перевела с собачьего Рамона, схватила меня за рукав и быстро втянула в дом вместе с огромным клубом морозного зимнего пара.
9
Ровно год и триста миллионов долларов были потрачены на решение ключевого вопроса схемы. Оставалось самое главное – механизм восприятия мозгом «куклы» кодированного сигнала, поступающего с излучателя передвижной станции. И, как нередко бывает в научных разработках, самый последний шаг на пути к вершине оказался практически невозможным. Можно было при помощи сложнейшей и дорогостоящей аппаратуры преобразовать импульсы, поступающие от оператора, в единый сигнал, но человеческий мозг не мог самостоятельно их расшифровать, использовав как сигнал к действию. Единственное, что чувствовали подопытные, в качестве которых использовали приговоренных к смертной казни заключенных и психически больных – это невыносимую головную боль, рвоту, ощущение неосознанного страха, заставляющего даже самых отъявленных головорезов забиваться в угол, словно тараканы, и утробно выть, а также, при длительном воздействии излучателя, наступал неминуемый паралич центральной нервной системы, после которого в первую очередь переставали работать сердце и легкие. Наступала смерть…
Все это заставляло Прохорова и его коллег трудиться как одержимые, нередко опуская от бессилия руки, но затем с утра снова продолжая поиски заветной разгадки, спрятанной в недрах гигантского черного ящика под названием человеческий мозг. Так продолжалось еще год, после которого не менее половины сотрудников Центра, в прошлом – неисправимые оптимисты, то и дело сходились во мнении, что разработки зашли в тупик. С подопытным можно делать все что угодно, даже заставить его покончить жизнь самоубийством, применив программу кодировки, но превратить в послушного робота с двухсторонней зрительно-слуховой связью, увы, нереально.
Наступил глубокий кризис. Люди перестали ощущать полезность работы, более напоминающей мышиную возню. И именно в этот момент в голову Прохорова пришла до умопомрачительности неожиданная и на первый взгляд совершенно абсурдная идея. Виной тому послужили… дельфины!
И Вадим Витальевич понял, что не зря копнул эту интересную тему. Он постарался хоть как-то обосновать некоторые из своих предложений по продолжению разработок и, когда кризис в Центре достиг апогея, преподнес их Славгородскому, к великому удивлению последнего.
Около четырех часов провели за закрытыми дверями директор Экспериментального исследовательского центра и Прохоров. Вадим Витальевич медленно и доходчиво объяснял Славгородскому, чего именно он от него хочет. А хотел инженер-радиотехник совсем немного – снаряжения специальной морской экспедиции, месяца этак на три-четыре, которой предстояло бы бороздить просторы той самой части мирового океана, где, по преданию, затонула великая цивилизация Атлантида. Легенды древности и вполне реальные факты о регулярной пропаже в районе Бермудского треугольника транспортных и прочих судов, военных и пассажирских самолетов, менее всего интересовали целеустремленного ученого. Ему нужны были только дельфины.