Дискета мертвого генерала
Шрифт:
– М-м, – он приподнялся на кровати, хотел было встать, но тут же вспомнил, что на нем нет совершенно ничего, если не считать густой растительности на груди и ногах. И начал оглядывать каюту в поисках поспешно закинутой куда-то вчерашним вечером одежды. Наташа правильно поняла его рассеянный взгляд, снова улыбнулась, на этот раз продемонстрировав одну из имеющихся в арсенале каждой дамы самых обворожительных улыбок, на которые можно ловить мужчин, как щуку на карася, и подошла к кровати.
– Ты просто как ребенок, – она нагнулась, обхватила шею Вадима руками и прижалась к его груди, не такой широкой, какой она могла бы быть при регулярных занятиях спортом. Прохоров не любил спорт. Последний раз он посещал гимнастический зал в седьмом классе средней школы, где свалился с каната на жесткий борцовский мат и чуть не свернул себе
– С чего ты взяла? – Он недоуменно пожал плечами и скривил физиономию. – Может, ты сомневаешься в моих мужских качествах? – Вадим с подначкой посмотрел на Наташу.
И снова встретился с неотразимой улыбкой из арсенала обольстительниц. Только на этот раз она ясно выражала мысли и желания хозяйки. Такую улыбку просто нельзя воспринять по-другому. Особенно если замечаешь, как тонкий кончик розового язычка медленно облизывает нежные, чуть припухлые губки…
Неизвестно, слышали в то утро что-нибудь необычное размеренно посапывающие за тонкой перегородкой Гончаров и Славгородский, но вот стоящий в одиночестве на палубе капитан «Пеликана» сразу же определил расположение помещения, откуда доносились очень знакомые ему по личному интимному опыту звуки. А так как «кэп» в данный момент находился в вынужденной разлуке с семьей и особенно дорогой супругой, то он, глубоко вздохнув, предпочел докурить традиционную утреннюю сигарету на противоположном борту судна, где палубная надстройка наглухо перекрывала вылетающие из открытого иллюминатора стоны, всхлипы и скрипы…
К десяти часам утра, когда согласно расписанию «Пеликан» должен был покинуть Балтийск и направиться на запад, в сторону пролива Ла-Манш, на палубе собралась почти вся команда, за исключением капитана, штурмана, мотористов и кока, занятых на выполнении своих основных обязанностей. Кок домывал посуду после завтрака, мотористы запускали и прогревали дизель, а капитан вместе со штурманом находились в штурманской рубке. Наконец двое матросов отдали швартовы, за кормой судна глухо вскипел бурун зелено-коричневой, с обильными пятнами мазута воды, и научно-исследовательский корабль «Пеликан» под радостные и возбужденные голоса пассажиров отошел от плавучей пристани самой крупной военной базы Балтийского флота.
«Пеликан» являлся достаточно быстроходным кораблем, что и доказал, едва скрылась за линией горизонта узкая береговая полоса. Мотористы «поддали газку», и мощная дизельная машина раскрутила кормовой винт почти до максимальных оборотов. Ветер, порывами дующий с северо-востока, был весьма умеренный, небо продолжало проясняться, а впереди, так же как и со всех прочих сторон, расстилалась безбрежная морская даль – волны, отливающие всеми цветами радуги и уже не казавшиеся мутными, как чернила; летающие прямо над палубной надстройкой крикливые чайки, изредка «бомбардирующие» плечи зазевавшегося на палубе пассажира, и далеко выступающая за носовые ограждения стрела для поднятия грузов. Оранжевый батискаф, укрытый до поры до времени чехлом из толстого, изрядно выгоревшего за много лет серого брезента, словно стальной осьминог, возвышался на кормовой части «Пеликана» и терпеливо ждал своего часа.
Спустя трое суток военный научно-исследовательский корабль грациозно окунул свое тяжелое металлическое тело в холодные воды Атлантического океана…
11
Как и было намечено планом, «Пеликан» бросил якорь в южной части Бермудского треугольника, в месте, где, по преданию, затонула несколько миллионов лет назад великая цивилизация Атлантида. Якорь уткнулся в песчаное дно на глубине около пятидесяти пяти метров, и это было самое мелководное место в радиусе многих десятков миль. Проведенная эхограмма показала, что прямо под кораблем, на дне, находится какой-то предмет весьма внушительных размеров. Это вполне мог быть просто скалистый риф, но, что так же не менее вероятно, предмет мог являться и затонувшим много лет назад кораблем.
«Пеликан» прибыл на место лишь в половине одиннадцатого вечера, когда кругом была полная темнота, если не считать зависшей над головой белой луны и миллионов мерцающих далеким голубоватым светом звезд.
Прохоров и Наташа молча стояли на самой верхней точке судна и, прижавшись друг к другу, смотрели на серебряную звездную россыпь у них над головами. Легкий ночной ветер с запахом водорослей
– Наташа, я должен тебе кое-что рассказать… – начал Прохоров, но слова вдруг застряли у него в глотке, как будто прилипли к густо вымазанному черным дегтем языку. Вадим только беспомощно открывал рот, не в силах произнести больше ни слова и чувствуя невидимую, плотно перекрывающую ему трахею пробку в горле.
Каким-то шестым чувством Прохоров ощутил близкое присутствие опасности. В глубине его души вдруг проснулся холодный и липкий страх. Чисто машинально он быстро перегнулся через предохранительное заграждение, вглядываясь в почти непроглядную черноту расположенной в восьми метрах внизу палубы. Прямо под ними, облокотившись на металлический борт корабля, стоял и курил радист. Несомненно, он слышал каждое их слово. И услышал бы гораздо больше, если бы не внезапный, животный страх, охвативший Вадима на уровне подсознания. В это мгновение Прохоров почувствовал себя так, будто на полной скорости мчавшийся товарный состав, под завязку груженный тротилом, вдруг прямо перед ним, прикованным к бетонной стене, круто свернул и помчался дальше по другой, параллельно проложенной колее.
– Ты что-то сказал? – Наташа отвлеклась от созерцания ночного океана и взглянула на Прохорова. Он только покачал головой.
– Если я еще раз скажу, что люблю тебя больше всех на свете, ты поверишь? – Вадим снова прижал к себе не сопротивляющуюся женщину и нежно поцеловал в лоб, с трудом переводя дыхание и с ужасом думая о возможных последствиях его едва не вырвавшейся наружу исповеди. Он знал, что больше никогда уже не сможет решиться на нечто подобное. Никогда.
– Может, пойдем в каюту, а то что-то прохладно? – Наташа слегка прищурилась, и в ее смотрящих на Прохорова глазах отразились две большие белые луны. Вряд ли она замерзла. Температура стояла выше двадцати градусов. Вероятно, у нее были несколько другие мысли насчет ухода в уединенное место. Впрочем, Вадим уже успел достаточно хорошо изучить Наташин характер, чтобы безошибочно разбираться в ее желаниях. Сегодня ночью они, безусловно, совпадали с его собственными. Главное – это поплотнее закрыть иллюминатор…
На следующее утро было назначено первое погружение батискафа, ставящее целью установку на разных глубинах в радиусе ста метров звуковых приемопередатчиков для записи переговоров дельфинов.
К моменту спуска «кита», как назвали выкрашенный ярко-оранжевой краской батискаф члены команды, на палубе судна собрались все. Мощная грузовая стрела сняла аппарат с места его крепления на корме корабля и медленно, стараясь не раскачивать из стороны в сторону, перенесла за борт судна. Лебедка, сантиметр за сантиметром, стравливала пятидесятимиллиметровый стальной трос, опуская аппарат к колыхающимся на поверхности океана полуметровым волнам. Наконец он коснулся воды, погрузился в нее на треть, на какое-то время замер, а затем, когда включился направленный вертикально вверх прожектор, а вместе с ним и еще два – спереди и сзади, – начал со скоростью шесть метров в минуту погружаться на дно.
Прохоров включил первую видеокамеру, передающую изображение на корабль, где оно автоматически записывалось на кассету, оценил внутреннее освещение батискафа в виде одинокой желтой лампочки возле расположенного вверху люка, а потом, так же как Славгородский, прильнул к толстому прозрачному плексигласу, вместо обычного стекла перекрывающему отверстие иллюминатора.
Маленькие пузырьки воздуха поднимались вверх, к месту, откуда только что начал свое погружение «кит». Спустя пару минут появились рыбы, очень смахивающие на стаю мелких пресноводных окуней – такие же полосатые и колючие, только несколько другой цветовой окраски. Наружный микрофон уловил далекий крик дельфина…