Дисторшн
Шрифт:
Что касается меня… Именно меня с точки зрения полной отдачи какому-нибудь делу. Сложный момент. Загораюсь мгновенно, но также мгновенно и остываю. Часто. Может просто еще не нашел по-настоящему моего дела? Уверен, что так. Надеюсь. Успокаиваю себя этим. Да и какого черта? Мне только сегодня шестнадцать лет исполняется (еще не исполнилось даже)! Но, тем не менее, раз уж зашел разговор, загораюсь и тут же остываю – это про меня. Помню, лет пять назад сходили в кино.
«Достигая невозможного». Про парня-скейтбордиста. Сказать, что понравилось – ничего не сказать. Описать можно только количеством походов во все кинотеатры округи. На этой неделе ходим в «Ладогу», на следующей в «Арктику», далее «Полярный», потом «Орион», ну и «Будапешт» напоследок, если фильм совсем уж суперский, например, «Короткое замыкание» или «Полет навигатора». 25 и 24 походов соответственно. А может и больше. Точно не помню. Но опять отвлекся. Скейтборды. Сходили в кино. Про скейтбордистов. Понравилось. Значит что? Должны стать скейтбордистами! Как это сделать? Как, как? Купить скейтборд, так как доска с прикрученными палками, на концах которых «набиты» подшипники подходит для съезда (практически на собственной заднице) только с более-менее
Итак, дабы подвести итоги… Сегодня нам будет шестнадцать лет. Не знаю почему, но я всегда устанавливал себе какие-то рубежи, временные отметки, которые либо на чем-то ставили крест, либо, наоборот, показывали новые, еще неизведанные и спрятанные от меня тропинки, которые возможно приведут меня к чему-то очень и очень важному. Что касается, шестнадцатилетия, то это даже не точка, а просто конец части, тома или чего-то подобного. После шестнадцати должна начаться жизнь. Причем мгновенно, на следующий же день после дня рождения или даже прямо с него. И, наверное, это действительно так и есть, потому что ну что такое может происходить с человеком до шестнадцати? Да по сути ничего. Школа, школа и еще раз школа. Ну может быть повезет поцеловать какую-нибудь девчонку, может быть даже потискать ее где-нибудь в подъезде, ну и все. Конечно, бывают вундеркинды, которым удалось распрощаться с девственностью в период «до 16» (нам удалось только закончить школу (хотя еще нужно сдать упомянутые экзамены), потому что пошли в нее в шесть, но, уверен, их процент на столько мал, что это даже не исключение, а просто чудо, причем многие из этих сверхличностей зачастую на деле просто… как бы выразиться иначе? Не, иначе все-таки не получится. На деле они просто пиздоболы. Грубо, но точно. Как и то, что у меня еще «этого» не было. Поэтому, я очень надеялся на «после». И брат тоже. Но не девчонки главное, просто должна начаться совсем другая жизнь. Так, знаете ли, вообще. Так что давай, Другая жизнь, начинайся! Снип-снап-снуре-пурре-базеллюре! Все. На сегодня действительно все. Устал. Пошел будить брата. Ну и новую жизнь начинать.
Итак, с чего начать? Да, с утра, конечно, с чего же еще? Так вот, закончил я вчера писать, пошел будить вторую половину, братскую половину. Разбудил. Обнялись, поздравили друг друга. Родители на работе. Четверг. Где им еще быть? Отец, конечно, не в счет – работает сутками, может и в выходные горбатиться на скорой, а мама – та, пять дней в неделю с девяти до шести, плюс время на дорогу. Короче если отец на сутках, до семи, а то и до полвосьмого мы предоставлены сами себе. Неплохо? Идеально. Но только не вчера. Не в день рождения. Но что поделаешь. Случилось – сидим, разжевываем. Значит так – встали, умылись, оделись, поели… Что дальше? Лето. Каникулы? Ага, щас! Написал же уже, мы пошли в школу с шести, хотя могли спокойно еще год побыть в детстве, в беззаботном детстве. Как и многое, что касается решений наших родителей, для нас и это останется тайной. Видимо, им нравится окружать все связанное с нами некой таинственностью, если не сказать секретностью (надеюсь, мы хотя бы их дети, ха-ха). Мама говорит, что так решил отец, я имею в виду школу с шести, а то уже отвлекся. Папа говорит – это мать. Всё. Правды не сыскать. Да и кому она теперь, да и тогда, нужна? Было бы нам легче, если бы мы пошли в семь? Как по мне, так вряд ли. Читать мы в шесть уже умели, считать тоже, исходя из чего, первый класс показался нам достаточно простым. К тому же до этого мы ходили в детский сад, и дисциплина раннего подъема также была нам привита. Поэтому, нам было все равно. Хоть нас и не спрашивали. Пошли с шести и все. И с продленкой. Так что думаю, нас просто нужно было спровадить куда-нибудь, чтобы нас не было дома, так как все работали и тому подобное. Из детского сада вроде выросли – значит куда? Правильно, в школу. Так и получилось. И вот в этом году, в наше шестнадцатилетнее лето, мы ее заканчиваем. Экзамены мы с братом не любим, но что поделаешь. С тем, с чем ничего не поделаешь, ничего делать и не надо. По-другому никак. Но в день нашего рождения, в наше шестнадцатилетие, ни о каких экзаменах (благо следующий только в понедельник) мы даже думать не собирались, а посему…
Утро. Солнце. Лето. Что можно придумать? Да ничего, кроме пляжа – пускай мы
О Жало… Есть у нас такой товарищ. Мне нравится это слово – «товарищ». Не знаю почему, но так всегда называет всех наших друзей-приятелей наш отец. Зайдет кто-нибудь в гости, отец выглянет, скажет: «Вы там поешьте и товарища накормите». И все в таком духе. Жало, конечно же, друг, что на нашем языке – товарищ. Жало – это Паша Жаликов. Понятно, почему Жало. Он, уверен, хотел бы быть Stingом. Но хрен тебе, Паша! Ха-ха. Ты просто Жало. Жало – наш ровесник. Ну почти. Старше на год. Но по школе мы – ровесники, уже понятно почему. Знаем мы его с детства, стал нашим соседом по «лестнице», когда нам всем было лет по пять. «Лестница», кстати, тоже отличное слово – обозначает сразу все, что касается дома. Если идем на «улицу» – значит куда-то вне дома, если зовешь на «лестницу» – значит внутри. Ничего больше не существует. А Пашка… Да, года в четыре мы копались с братом в песочнице, когда к нам подошел «незнакомец», достал большой грузовик и предложил играть вместе. Такой вот был Пашка, таким и остался. Коммуникативность возведенная в степень, плюс постоянная возможность достать что угодно. У него есть все возможности. Точнее, возможности есть у его семьи, но он может ими безгранично пользоваться. Что, собственно говоря, с успехом для себя и делает. Ну и врать не буду – нам, как друзьям, тоже перепадает.
Первый «Киндер-сюрприз» и первый «Сникерс» мы попробовали на Пашкины деньги. Живем мы с Пашкой в одном доме, а учимся в разных школах. Еще один родительский секретик. Все из нашего дома учатся в 237. Мы с братом в 243. В общем-то ничего страшного, но… Минус все-таки был. Так как мы целых два года учились в разные с нашими друзьями-однодомниками смены. Год мы в первую, они во вторую, на следующий год – наоборот. Да, было обидно. Приходишь из школы, уроки сделал и никого. Или идешь в школу, а все, смотришь, уже гулять выходят. Бесило. Но что-то я все время отвлекаюсь. Рассказать-то хочется совсем другое. Страшное-вчерашнее.
Итак, трясемся в автобусе, собираем взгляды, игнорируем вопросы, если таковые оглашаются. Один дядька так вообще всю дорогу сверлил. Пижон эдакий, в белых брюках и черной рубашке. Я еще тогда подумал: «Лучше бы наоборот, в такую-то погоду». А он молчал и смотрел – чуть ли не разрывал просто глазами. Ненавижу таких. Может пидор? Черт его знает. Вообще не похож, хоть и холеный. Но потом он… Нет, не сейчас. Позже. О нем позже. Пишу дальше.
Ехали-приехали. Пироговка. «Наше» место. Место наше не то, что бы какое-то выдающееся, нет – просто наше. Там уютно, безлюдно, а значит спокойно. Что еще нужно для компании? Вот и я говорю – ничего. Идеально для любых занятий. Разделись, бросили шмотки и пожитки (бутерброды я делал, пока мой милый брат еще дрых) и в воду. Блаженство, что говорить. После окутавшей и расплавившей все тело автобусной парилки, холодная свежесть водяных объятий воспринималась как небесная награда, которую вселенная дарит бедному путнику за стойкость и смелость. Мы не были ни стойкими, ни смелыми, хотя… В принципе дорогу сюда можно считать небольшим, но подвигом – путешествие летом в раскаленном Лиазе (слава Богу, мы рискнули двинуть сюда не в выходные – вот это действительно был бы подвиг) в определенный момент начинаешь воспринимать действительно как путешествие к центру солнца. Ну да ладно, доехали же. Тем более, когда уже искупался, вернул организму рабочую температуру (пара градусов даже, думаю, была в запасе), лежишь раскинувшись на уже не таком и жарком солнце и думаешь… обо всем и ни о чем одновременно. Я думал о девчонках. В тот момент. Уверен. Брат наверняка тоже, но когда я на него посмотрел, заметив, что тот приподнялся с полотенца и сел, его шестнадцатилетнее (уже-уже) либидо никаких признаков жизни не подавало, а в каждой черточке его-моего лица отражался максимум десятилетний юнец, увидавший подарок под елкой на новый год или где-то там еще, к примеру, на тот же, но уже свой, день рождения. Брат что-то увидел и это что-то его безумно заинтересовало. Не девчонка.
Все было значительно проще. Мячик. Который спокойно дрейфовал по просторам пироговского водохранилища метрах в тридцати от берега. Или что-то очень похожее на мяч. Черт его знает… знал… тогда… «Я сплаваю», – сообщил брат. «Давай», – отреагировал я и вернулся в исходное положение. «Поиграем», – услышал я объяснение. «Ага», – согласился я и закрыл глаза. Взметнулся песок, топот перешел в водяное чавканье, а затем всплеск погружения тела в жидкость и неистовая гребля. «Курс взят», – подумал я и хотел было перевернуться на живот, чтобы полностью отдаться во власть спокойствия и дремы, как вдруг что-то заставило меня сесть и следить за выполнением моим братом его собственноручно придуманного задания. Которое, справедливости ради, следует сказать, из опыта, не стоит даже уже приложенных братом усилий, не говоря уже о полном комплексе, в который входит передвижение посредством плаванья из пункта А (берег) в пункт Б (точка, расположенная на водной поверхности с удалением от суши минимум на тридцать метров) и последующее возвращение из пункта Б в пункт А, толкая перед собой найденный предмет, похожий на мяч, который наверняка им и окажется, но, опять-таки наверняка, в виде, который никоим образом не будет соответствовать понятию «хороший мяч», «целый мяч» и т.п. В общем, скорее всего мяч этот проколот или разорван, какой-нибудь милой овчаркой, или еще что-то подобное, что заставило его предыдущего владельца с ним расстаться, попросту – выкинуть. А мой брат почему-то решил, что это подарок судьбы. На его… на наш день рождения. Что ж, подумал я, может быть так оно и есть. Мяч – это ни весь что за подарок, но все-таки. Вот я и следил за моим братом, уверенно плывущим к предмету округлой формы, качающемуся на поверхности воды. И чем ближе он подплывал, тем сильнее росло волнение внутри меня, объяснить которое я не мог, да, в общем-то, и не пытался. Все равно не унять. Это словно шестое, или какое там по цифровому порядку, чувство. Было как-то странно. У близнецов бывает, думаю, чаще. Отдаляешься друг от друга, пусть и на небольшое расстояние, и что-то чувствуешь. Не опасность. Именно волнение. Как ни в своей тарелке. Хочется, чтобы это быстрее закончилось. И чувство неприятное. Страха нет. Просто неприятно. Так вот. Брат плыл. «Мяч» качался. Расстояние заметно сокращалось. 5 метров. 4,3,2,1. И…
Он мне рассказал потом. Плыву, говорит, и чем ближе, тем больше сомневаюсь, что это мяч. Но плыву, блин, словно тянет что-то. Подплыл. Вытягиваю руку, прикасаюсь, и теперь уже отчетливо понимаю, что мяч этот – все, что угодно, но только не мяч. Тем не менее, все равно пытаюсь ухватить, раскрячиваю пальцы, снова пытаюсь, а он (в голове все еще «мяч») под тяжестью руки уходит под воду; одергиваю руку, и тут он выныривает. Дальше, продолжал он, все как в тумане… Это была человеческая голова. Поверь, кричал он мне, это была человеческая голова!!! Лицо! На меня смотрело лицо! Мое лицо! Наше лицо! Точнее, голова с нашим, черт побери, лицом!! Оно вынырнуло на поверхность и, казалось, что-то поддерживает ее снизу, потому что я успел все хорошо разглядеть. – Глаза были открыты, и внимательно смотрели на меня, – сообщил он. – А мертвые губы были растянуты в какое-то мерзкое подобие улыбки!