Дитя Плазмы
Шрифт:
Капитан оказался из понятливых. Пристально взглянув на окоченевшего наблюдателя, звучно хлопнул в ладоши.
– Все, хватит! Меняйся, джигит, и пойдем со мной.
– Мне еще полчаса до смены, – неуверенно заметил Гуль.
– Чепуха! Через полчаса ты будешь звонкий, как рюмка. А это верное воспаление легких, – капитан нравоучительно помахал рукой. – Все начинается с воспалений легких! А далее менингит, астма и в перспективе прогрессирующий бронхит. Ты хочешь этого? Нет? Тогда пошли, я все устрою.
В сущности, командир
– И конфет, – приказал капитан. – Или что там у тебя имеется? Пряники? Значит, давай пряников!..
Блаженный и разомлевший Гуль сидел на ящике из-под взрывчатых веществ и глодал каменной твердости пряник. Тепло искристыми волнами растекалось от желудка по телу, оживляя ноги, возвращая человеческой субстанции утраченную энергию. Он витал в сладостной дреме.
– Что, богатырь, не любишь холода? – капитан, расположившийся напротив, весело подмигнул.
– Терпеть не могу, – признался Гуль. Отчего-то ему подумалось, что с этим чужим командиром можно говорить откровенно и о чем угодно. – Знал бы, что придется служить на севере, двинул бы в дезертиры.
– В институт, дружок, надо было двигать. С военной кафедрой.
– Я и двинул, – Гуль сумел улыбнуться, – губы оттаивали постепенно. – И все равно повезло.
– А где учился? – поинтересовался капитан.
Гуль кратко вздохнул. Рассказывать в сущности было не о чем. Банальная история студента-недоучки: три курса электротехнического, пропуски лекций, нелады с деканатом и как результат – веер повесток с роковым посещением военкомата. Профессия, к которой его готовили, особого энтузиазма не вызывала, но и идти в армию идти отчаянно не хотелось. А уж тем более в эти безжизненные, щедрые на радиацию и мороз края. Однако пришлось. Приехал, потому что иначе пригнали бы…
Обо всем этом он и поведал коротко собеседникам.
– Хреново, – сочувственно оценил ефрейтор. Своего капитана он не слишком боялся и выражался достаточно вольно. – Выходит, три годика псу под хвост – так, что ли? Это я про учебу, значит.
Гуль пожал плечами. Соглашаться с тем, что три года вычеркнуты из его жизни, не хотелось.
– Ну, почему же под хвост?… – капитан рассеянно провел пальцами по светлым вьющимся волосам, и Гуль с интересом прищурился на его профиль. Если бы не форма и не погоны, походить бы капитану на какого-нибудь русского поэта. Того же Блока или Мариенгофа…
– Ну, почему же, – повторил капитан и несогласно покачал головой. – Три года – это всегда три года. Где их не проведи,
– Ну и ну! – ефрейтор изумленно приоткрыл рот. – А я и не знал, что вы это… Про университет, значит…
Общее несчастье, общие темы. Через какое-то время они уже звали друг друга по имени. В пределах собственной палатки Володя (так звали капитана) не желал никакой субординации. В конце концов Гуль настолько осмелел, что впрямую поинтересовался целью проходящих учений.
– Блажь это, а не учения, ребятки, – капитан пренебрежительно качнул плечом.
Гуль терпеливо ждал продолжения. Ефрейтор тоже насуропил светлые бровки, с азартом и вниманием подавшись вперед. На любую фразу он отзывался живо, с простоватой прямолинейностью, и если даже ничего не говорил, то за него говорили мимика, блеск глаз и положение короткопалых непоседливых рук.
– То есть? – Гуль дожевал пряник, но потянуться за следующим постеснялся.
– Блажь – она, мужички, и есть блажь, – Володя со вздохом откинулся на брезентовый тюк и расслабленным движением расстегнул нижнюю пуговицу на полушубке. Под действием тепла он тоже несколько разомлел.
– Больное воображение рождает бред, а отсутствие воображения – блажь. Разница есть, хотя и не очень заметная. А в общем хотел бы сказать вам, да не могу. Потому что секрет и как бы наказуемо. Потому как предназначено исключительно для ушей старшего офицерского состава. А что есть старший офицерский состав? – он выдержал хитроватую паузу. – Старший офицерский состав – это все то, что начинается сразу же за майором. Значит?… Значит, знать мне этого не положено. А я знаю. Стало быть, рискую и вас могу подвести.
– Да ну! Бросьте, товарищ капитан!.. – заныл ефрейтор. Ему уже не терпелось утереть нос старшему офицерскому составу.
– Мы ж никому… Хотите, слово дадим?
Капитан справился с последней пуговицей и распластал полы полушубка, как крылья. Ему стало жарко.
– Ничего, голубки, потерпите. Всего-то и осталось – час или два.
– А что будет через час или два?
– По всей вероятности, ничего. Вот и окажется, что весь мой секрет с самого начала отдавал липой.
– Тогда тем более! Если через час все откроется…
– Да говорю же: ничего не откроется! – капитан усмехнулся. – Потому что через этот самый час случится примерно следующее: кто-нибудь из наименее терпеливых генералов не выдержит и взорвется – сыграет, так сказать, роль детонатора. Воспоследует бурная цепная реакция, и всех нас с матюгами погонят обратно на машины и вертолеты, не дав как следует собраться и сообразить, что же здесь в сущности имело место, – капитан улыбнулся. – А имел место, ребятки, грандиозный розыгрыш. Всего-навсего. Розыгрыш, помноженный на шпионские фантазии наших стратегов. Вот вам и весь секрет!