Дивные пещеры
Шрифт:
— Я не хочу водку, — сказал Минаков.
— Опохмелиться надо, — строго заметил мучитель.
— Я хочу чаю.
— О чае потом поговорим. Сговоримся — будет чай.
Люба и Петя сели за стол. Люба налила мужу чаю. Тот с наслаждением отхлебнул. Запах водки дошел до Минакова, и младший бухгалтер опять ощутил судорогу.
— Ну так что, Костырик? Скажешь, где спрятал деньги, или будем продолжать ломаться? — спросил шофер, жмурясь. Свет из окна бил прямо ему в лицо.
— Я не знаю ни про какие деньги. Взял только тысячу. Вы же ее у меня отобрали. Что вам еще нужно? — Костя постарался
— Завел старую песню. Слышали уже. Надоело. Придумал бы что-нибудь поновее. — Шофер стал не спеша намазывать на хлеб масло, потом обильно наложил сверху клубничного варенья.
— Я не брал деньги. Больше мне нечего сказать. Поверьте мне…
— Чур, эмоции поберечь до милиции, — сострил шофер, — Может, там и клюнут. А здесь номер не пройдет.
— Костя, — вдруг услышал Минаков участливый голос. — Расскажите все, не мучьте себя. — Костя поднял глаза от тарелки с мясом и впервые за все время встретился взглядом с Любой. Она смотрела на него пристально. — Ведь все равно придется сказать. Все так закружилось, что мы все трое соединены навечно. Никто из нас вырваться не может. Что, вам жалко денег? Я понимаю, трудно делиться деньгами. Тем более вы их добыли один, без нашей помощи. Но если уж так получилось, Костя? Мы же не все отнимаем. Только половину. А половина достанется вам. Это тоже очень большие деньги.
— Треть, — сказал шофер, пожирая бутерброд. — Теперь уже треть. Ты забыла про своего братца. Сегодня прибывает твой горный братец. Меньше трети он не возьмет.
— Ну хорошо, треть. Тоже прилично. Скажите только одно слово — «да». Мы берем такси, забираем деньги, и к вечеру вы свободны и богаты. Вечером приезжает мой брат из горного аула, вы садитесь на самолет — и концы в воду. Горный воздух, здоровая свежая пища, ключевая вода, виноградное вино, девушки-горянки… Пока вас перестанет искать милиция. А, Костя, что же здесь плохого?
— Прекрасный план, — сказал Минаков. — В нем есть только один недостаток. Я не брал денег.
Шофер кивнул в сторону жены.
— А ведь она права, Костырик. Зря упрямишься. Все равно придется сказать. Будем поить тебя водкой до тех пор, пока или скажешь, или сойдешь с ума. Третьего не дано. Надо будет — месяц будешь пить, надо — два, надо — год, но скажешь, все равно скажешь, не выдержишь. День и ночь будешь пить. Ее братец с тобой станет заниматься. Он хоть и не горец, но долго прожил среди горцев и стал очень горячим. А жадный до денег! Спасу нет! Зубами скрежещет, если десятка светит. На три метра вверх скачет! А тут не десятка, а тысячи, представляешь? Он не то что мы… Он бы давно с тобой разговоры перестал водить. Не выдержал бы — зарезал. А, Костырик? Подумай. С кинжалом ведь приедет. Наверняка с кинжалом. Горцы никогда с кинжалом не расстаются. Мы с Лютиком на работе, а он с тобой. Подумай, Костырик, а? Что будет? Плохо будет. Ой, плохо будет.
— Я не брал никаких денег, — сказал Костя.
— Ну смотри, твое дело, — вздохнул шофер. — Ах, падла! — вдруг выкрикнул он, наливаясь кровью. — Цацкаюсь тут с ним! А он! Да другой бы на моем месте!
— Петя! Не волнуйся! У тебя давление! — Люба беспокойно
— А ну пей, мразь! — шофер схватил со стола нож с остатками повидла и сжал в руке. — Пей, кому говорю!
Минаков взял стакан и, содрогаясь от отвращения, отхлебнул глоток мерзкой теплой жидкости.
— Всю! До дна! До дна!
Костя выпил до дна, схватил помидор, заткнул рвущуюся назад жидкость.
— Вы закусывайте, закусывайте, — сказала Люба.
Костя взял кусок мяса, откусил. На какое-то время ему стало легче.
— Зря вы так… Не брал я ничего… — оказал Костя.
— Где спрятал? — Палач приставил нож к горлу Кости.
Горячая волна ударила Минакову в голову, помутила рассудок,
— Где спрятал?
Комната качалась.
— Под полом? В лесу? В Пещерах? Ну, быстро! Я свой! Я друг! Я твой брат! Отец! Ну!
— Не брал…
Костя сполз со стула…
…Он спал пьяным сном. Иногда сознание возвращалось к Минакову, и тогда он слышал чьи-то голоса, шаги, звон посуды…
— За ваше здоровье! Пусть жизнь ваша цветет, как розовый куст весной! — слышался хрипловатый наглый голос с нарочитым восточным акцентом. — Пусть будет полон ваш дом, как эта чаша с вином!
Очевидно, приехал горный братец.
Окончательно пришел в себя Костя от тишины. Не зная почему, но он вдруг ощутил, что квартира пуста. Костя встал, ополоснул водой лицо, прислушался. Тишина.
— Эй, — крикнул Минаков. — Хочу в туалет!
Тишина.
Трясущимися руками вытащил Костя напильник и стал отковыривать лапки крючка, загнутые с его стороны. Лапки подались легко. Костя налег плечом на дверь. Крючок отскочил.
Минаков несмело прошелся по комнате, заглянул на кухню. Пусто. Но на плите кипит открытая кастрюля с мясом, из духовки тянет запахом жареного пирога, — значит, отлучились совсем ненадолго. Скорее всего в магазин…
Костя помчался к двери, попытался открыть замок. Замок открылся, но дверь не поддавалась. Закрыли на нижний ключ, догадался Костя.
Оставалось окно. Минаков подошел к нему, открыл и выглянул. Очень высоко. Наверно, пятый этаж. Внизу — тротуар. Прыгнешь — разобьешься. Улица была пуста. Только шел небольшой старичок.
— Эй! — крикнул Костя. — Можно вас на минутку?
Старичок остановился, растерянно посмотрел вверх.
— Вы мне?
— Да! Да!
— Что случилось?
— Вы понимаете, — торопливо заговорил Костя. — Ушла жена, закрыла на ключ. Машинально. А я спал. Не могли бы вы посмотреть, нет ли ключа под ковриком и открыть дверь? Мне надо срочно бежать на работу.
— Наверно, поддал и заснул? — подмигнул старичок.
— Было дело.
— Сейчас.
— Будьте добры.
— Какая ваша квартира?
Костя напряг память.
— Тринадцать!
— Иду!
Какой любезный, отзывчивый старик! Дрожа от нетерпения, Костя стоял возле дверей и прислушивался к внешним шумам. Хлопнула дверь, гавкнула собака, кто-то пробежал по лестнице, напевая… Наконец послышались шаги. Человек шел шаркающей походкой, с трудом одолевая ступени.
Шаги замерли у двери.