Длинная тень
Шрифт:
Арабелла после родов поправилась чрезвычайно быстро. Будучи прикованной к постели, она была полностью поглощена своим ребенком: ей нравилось держать его на руках, ухаживать за ним, более того, она жаловалась, что ее положение не позволяет самостоятельно кормить сына. Берч выступила с гневной речью о том, что Арабелла и думать не должна о подобных вещах, и еще целых два дня не могла успокоиться.
Но стоило Арабелле подняться с кровати и попасть под яркий весенний солнечный свет, ей хватило и пары дней, чтобы почти совсем забыть о малыше. Когда Флора приносила его, соблюдая ежедневный ритуал общения матери с сыном, она едва удостаивала его взглядом. Арабелла сетовала на то, что еще месяц не сможет сесть в седло, а когда ощенилась сука Мартина, нашла, что щенки гораздо интересней младенцев. Мартин и Аннунсиата наблюдали
Через месяц, в день рождения Аннунсиаты, они отмечали свадьбу Дейзи и Джона Элисбери.
Вернувшись в Морлэнд после смерти Ральфа, Аннунсиата поняла, что пора заняться домашними обязанностями, решить проблемы, накопившиеся за время ее столь длительного отсутствия, и навести порядок в жизни обитателей Морлэнда. Важнее всего было найти экономку, что вызвало некоторые трудности, потому что управление таким большим домом, как Морлэнд, требовало ума и энергии. К счастью, объявилась еще одна из многочисленных кузин Хлорис, проворная молодая женщина по имени Дороти Клаф, и вместе с маленькой девочкой, помогавшей ей, поступила под начало Дейзи. Миссис Клаф очень быстро забрала из ее рук бразды правления и уже через три месяца полностью управляла домом, имея на посылках лишь маленькую Дору. Сначала Дейзи пребывала в растерянности, не зная, чем заняться, но затем поняла, что можно заполнить время более приятными занятиями: ездой верхом, гулянием по саду, играми с детьми, вышиванием и визитами к соседям в обществе Арабеллы и Каролин. Когда с ее плеч свалилось столько забот, она помолодела лет на десять, снова научилась веселиться и смеяться, что вызывало улыбку удовлетворения на лице Мартина и удивление Арабеллы.
Необходимо было внести и другие изменения. Место Клема, совсем уже старого, занял его внук Клемент. Он был честен и трудолюбив, но не унаследовал дедовской способности сочетать обязанности стюарда, дворника, дворецкого и доверенного лица, а потому до многих вещей, которые Клем выполнял незаметно и между делом, у него не доходили руки.
Аннунсиата обсудила это с Мартином, который, естественно, пытался взять на себя все, что не успевал Клемент.
– Ты себя измотаешь, – твердо сказала она.
– В конце концов, я – хозяин, – ответил он.
– Раз ты хозяин, твоя обязанность – нанять людей, чтобы они выполняли эту работу и освободили тебя для более важных дел.
В конце концов они решили сделать Клемента стюардом и отдать ему под начало Артура, бывшего слугу Ральфа, в качестве дворецкого. Для работы управляющим имением Аннунсиата нашла человека по имени Бэнкс и отправила на обучение к собственному управляющему Перри. Отец Сент-Мор много лет занимался счетами поместья, а после того, как Карелли и Морис были отправлены в школу Святого Эдуарда, у него появилось свободное время, которое он мог посвятить обязанностям доверенного лица Мартина и своим прямым обязанностям – священника домашней часовни.
Таким образом, управление домом вошло в русло. Руперт уехал в Оксфорд, в Христову церковь, и занимал ту же квартиру, где в свое время жил Хьюго. С ним отправился сын Хлорис Майкл. Он поехал в качестве слуги, хотя их отношения были более чем дружескими, и Руперт заверил Хлорис, что Майкл будет в курсе всего, чему Руперта будут обучать в Оксфорде, так что ее сын получит то же образование, что и его хозяин.
Хьюго все еще был за границей и, казалось, не собирается возвращаться. Аннунсиата приветствовала дружбу сына с Дадли Бардом, сыном принца Руперта, вместе с которым он в настоящее время воевал против турок в качестве привлеченных военных специалистов в составе польской армии. Аннунсиате трудно было представить Хьюго наемником, особенно постоянно имея перед глазами его друга Эли, который, устроившись у камина со стаканом кларета в одной руке и дымящейся трубкой – в другой, со знанием дела рассуждал об ужасах и тяготах солдатской жизни.
Бродячая жизнь была у Хьюго в крови, хотя его отец, находясь в ссылке, предпочитал зарабатывать на хлеб игрой в кости, а никак не военным ремеслом.
Аннунсиата, как могла, пыталась ее утешить:
– Лучше умереть так, чем как Рочестер, от триппера, или как его отец, в пьяной драке в таверне. – И несказанно удивлялась, когда Каролин вместо того, чтобы успокоиться, начинала стенать еще громче.
Когда все дела по дому были устроены, Аннунсиата вплотную занялась поиском достойной партии для Дейзи.
– Я чувствую, что сама должна заняться ею, поскольку от тебя этого не дождешься, – говорила она Мартину.
– Я не знаю ни одного человека, достойного ее, – отвечал Мартин, и внимательнее присмотревшись к Дейзи, она вынуждена была с ним согласиться. В Йоркском обществе подходящей партии для нее не было. У Эли была пара закадычных друзей, но Мартин заявил, что он скорее отдаст ее замуж за бедного, но порядочного человека, чем за богатого подонка, который разобьет ей сердце. Бедных мужчин при дворе, знакомых Аннунсиате, было предостаточно, но едва ли их можно было назвать порядочными, поэтому им пришлось расширить круг поисков жениха.
У Аннунсиаты было множество хлопот в собственных поместьях, последние годы весьма заброшенных. Среди прочих, она владела домом в Кендале, который ранее принадлежал Робу Гамильтону и был отдан им своей дочери Хиро в полную собственность. По ее завещанию этот дом отошел к матери Аннунсиаты, Руфи, в благодарность за то, что та присматривала за Хиро и ее сыном после того, как шотландцы выдворили их из Уотермилла. Конечно, Хиро, как, впрочем, и все, полагала тогда, что ее сын, юный Кит, женится на Аннунсиате, когда они оба вырастут. А так как поместье Уотермилл ему больше не принадлежало, можно было надеяться на богатство Аннунсиаты, а дом в Кендале вернется к нему после смерти Руфи. Но вышло так, что он не женился на Аннунсиате, дом в Кендале перешел к ней после смерти матери, и это стало для Кэти еще одним поводом ненавидеть Аннунсиату, как только она об этом вспоминала.
Арендатор, который жил в этом доме и ухаживал за небольшим участком земли, примыкавшем к нему, умер, и вопрос о том, как поступить с этим домом дальше, встал довольно остро, что потребовало присутствия Аннунсиаты. Она не могла даже предположить, что будет делать в одиночестве в таком заброшенном месте, и уговорила Мартина составить ей компанию, а он, в свою очередь, убедил ее в том, что Дейзи тоже нуждается в перемене обстановки.
Поездка оказалась значительно приятнее, чем рассчитывала Аннунсиата. Погода была чудесной, а путешествие – на удивление легким. По прибытии в Кендал они обнаружили, что его обитатели, по сравнению с лондонцами и даже с йоркцами, просты и непритязательны, но очень добры, гостеприимны и ни в коей мере не чуждаются прелестей цивилизованной жизни. Они остановились на окраине города, недалеко от Виндермера, в недавно восстановленном доме высшего констебля Кендала, некоего Джорджа Брауни. Он был богатым фермером, благодаря выгодному браку не так давно поднявшимся до статуса джентльмена. Превращение дома в маленький, но комфортабельный особняк было признаком его нового положения в обществе.
Джордж и его жена Элинор были до того возбуждены перспективой принимать у себя графиню Чельмсфорд, что предоставили ей лучшую спальню, которую, к ее удивлению, называли «государственной», и окружили таким вниманием, боясь, что она заскучает, что Аннунсиата едва выкраивала время на собственные дела, приведшие ее сюда.
Однако Джордж Брауни оказал ей неоценимую помощь, поскольку знал всех и вся в округе, имел ясную голову, а благодаря своему положению, и некоторое влияние.
На одном из обедов, которые они с Элинор устроили для развлечения графини, Аннунсиата познакомилась с Джоном Элисбери, тридцатилетним бездетным вдовцом, одиноко жившем в хорошем доме в Стейвли, между Кендалом и Виндермером. Элисбери, очень застенчивый и стеснительный, нашел графиню слишком блистательной, чтобы беседовать с ней запросто, но Дейзи его просто очаровала. Таким образом, у Аннунсиаты созрела великолепная мысль. Она осторожно навела справки, выяснила размер его состояния, убедилась в том, что он имел ровный характер, мягкие и галантные манеры, и предложила Мартину поговорить с Элисбери до их отъезда.