ДМБ-90, или исповедь раздолбая.
Шрифт:
Когда я получше освоился, то в соседнем батальоне нашёл парня, который учился в моём техникуме, но на другом отделении. Звали его Рома Денисов. На гражданке мы мало общались, а тут само собой чаще. Даже в санчасти и госпитале лежали вместе. Был он очень болезненным и меланхоличным парнем.
Через минуту Назаров выскочил из туалета с красной рожей и дрожью во всём теле. Оказывается, этот чеченец прибежал из санчасти, где он лежал с липовой экземой, прознав, что привезли новеньких, то есть нас. Короче, решил он поживиться лёгкими деньгами.
Вторым позвали меня. Страх естественно был, кабан-то он был приличный, но деньги я решил
Ребята тут же окружили меня и стали расспрашивать. В это время вышел армянин из туалета и позвал следующего. Я не дал пойти Денису, сказав Чичояну, чтоб он проваливал, и ловить тут им нечего. Чеченец, подойдя ко мне и злобно глядя в глаза, процедил: «Мы ещё встретимся. Я тебя запомню». И не спеша ушёл со своей шестёркой.
Озадаченный, я спросил у перепуганного дневального про этого амбала. Вот он-то мне всё и объяснил. Этот сын гор по фамилии Магомедов самый авторитетный и здоровый в нашем батальоне, мало того, он ещё и в нашей роте служит, и вообще, зря я с ним связался. Впрочем, я уже сам понял, что я влип по полной. От не самых весёлых мыслей и рассуждений меня отвлекла наша рота, пришедшая с работ на обед.
Вокруг нас собралась толпа и наконец-то мы стали знакомиться уже обстоятельно. Весело и оживлённо болтая, благо время позволяло, мы понемногу рассказывали о себе. Мне больше всех запомнился Вовка Марков из Владимира. Небольшого роста, с жёсткими, но живыми глазами. Как показало потом время, я не ошибся в нём, он действительно оказался настоящим мужиком.
Подошёл к нам и замстаршины Махач Гаджиев из Дагестана. Поговорив с нами, он заметил, глядя на меня: « Тебе тут тяжело будет, слишком неуёмная энергия, сразу видно будешь влипать в передряги. А на своих дружков не надейся, слабаки они». Эх, как он оказался прав! Мудрый мужик и явно постарше всех нас, на вид ему лет 25 было.
Да много с кем перезнакомился, с любопытством вглядываясь в лица. Мне ведь с этими ребятами предстояло два года прожить под одной крышей и одному богу известно, что нам предстояло впереди, какие испытания, радости и печали мы должны перенести и встретить ДЕМБЕЛЬ – слово, заветное для каждого солдата.
Одно я заметил ещё за завтраком, и это мне очень не понравилось и даже насторожило. Из девяносто шести солдат в нашей роте больше шестидесяти было азиатов и кавказцев. Даже старшина нашей роты был грузин. Этот старший сержант маленького роста, но очень заносчивый, и редко кто его видел в хорошем расположении духа. Звали его Гоча Заидзе. Ещё одной странностью было то, что все жили вместе, и те, кто принял присягу, и мы салаги. Больше нигде я об этом не слышал и не видел ни разу. Все были мы одного призыва, и только сержанты, среди которых был единственный русский по имени Сергей из Казахстана, отслужили уже год. Отличить тех, кто не принял присягу, от остальных было элементарно. На «бывалых» была светло коричневая форма, напоминавшая робу заключённых, тогда как «запахи», то есть мы, носили хэбэшки цвета хаки.
Тут из канцелярии вышел наш замполит роты. Высокий и тощий, как жердь прапорщик Баранов приказал старшине строить роту на обед. Нас тут же построили, пересчитали, проверили по списку, и мы, как всегда с песней зашагали в столовку.
Обед. Уж лучше бы я, давясь, съел за завтраком ту кашу, настолько я содрогнулся от увиденного. Ужас! Я, конечно, понимаю, что нас здесь не должны потчевать домашними пирожками, но всё же. Чем же, интересно, мы так провинились перед Родиной? Почему нас кормят как свиней? Неужели нас держат за скотов в Минобороны?
Под команду «Рота, приступить к приёму пищи» я тут же схватил ложку (научен!) и сел с краю стола. Супчик, как я успел рассмотреть, тоже был с пшеничной кашицей и очень жидковат, к тому же в изрядно мятой кастрюльке плавали заживо сваренные какие-то насекомые, сдобренные гнилой капустой. На второе, ну конечно же, была каша. Правда, на этот раз повара блеснули разнообразием и приготовили овсяную, кою в народе издревле называют шрапнель. Эта субстанция была настолько жёсткая, что у меня сразу закрались подозрения в том, что её предварительно выдержали в морозильной камере. Мол, ты сюда не жрать призван, а службу служить, вот и терпи. Я её так и не смог ради любопытства расковырять ложкой и бросил эту бессмысленную затею. В общем, от этих деликатесов я решительно отказался и сменял всё это на кисель с хлебом. Кисель был мутный и нездорового желтого цвета, к тому же довольно густой.
В солдатской среде ходят байки, что туда военврачи добавляют бром, таким образом, отбивая мысли о женщинах. Хлеб, как и утром, был сырым, липким и противным. Знаете, после такого неприхотливого армейского быта, да заправленного изысканным плотным приёмом пищи, думаешь, не протянуть бы ноги, а уж никак не о бабах! Я обернулся на соседний столик, где сидели горцы, вот у них-то еда была качественнее, а в супе и каше даже мясо присутствовало. Фокус заключался в том, что начальник столовой был ингуш, вот он своих земляков и подкармливал. Жаль, что не москвич или на худой конец татарин.
Кое-как отобедав этой нехитрой снедью, я опять столкнулся с очередным наездом кавказцев. Рядом со мной грохнулся алюминиевый поднос с использованной посудой со стола этих зверей. Видать, они решили, что я как их шестёрки побегу его относить к окошку для грязной посуды. Ага, сейчас! Ни слова не говоря, я спихнул его со стола на пол. Ух, какой же праздничный звон стоял по всей столовой. Пауза была похлеще мхатовской или из «Ревизора». Ко мне, медленно встав из-за стола, шёл осетин Алан Газзаев.
– Ты опух, чмошник?
– спросил он.
– А ты чего не в курсе?
– наигранно удивился я.
– А что такое?
– насторожился осетин.
– Хм, ты в школе учился, вы там историю изучали? Лакеев же отменили в семнадцатом году! Стыдно, батенька, не знать!
– всё дурковал я.
– Хотя, к вам в горы даже радиосигнал, наверное, не доходит, я уж не говорю про газеты! Сочувствую, Аланчик. Отстал ты от линии партии и правительства! Да, поезда появились, а знания так и не доходят в далёкие уголки нашей страны.