Дмитровское шоссе
Шрифт:
— Юра, да объясни же мне, почему все сторонятся меня как прокаженного? — взмолился Олег Степанович.
Воровато оглянувшись по сторонам, Кричев ответил: — Звонить надо, придурок. Ты чего полез в «Рекс»? Мы никого там не размещаем. А из номера 514, который ты выбрал для себя, ушел полковник Носенко.
Тут Олегу Степановичу многое стало ясным — и ледяное отношение сотрудников представительства, и радостное гостеприимство администрации «Рекса». Уход Носенко, высокопоставленного сотрудника Первого управления КГБ, сына министра судостроения, похороненного в кремлевской стене на Красной площади, наделал в Москве много шума. К тому же полковник Носенко прихватил с собой кучу секретных материалов, связанных с деятельностью агентов КГБ за границей. Не мог Олег Степанович понять одного — а причем тут «Рекс»? Неужели
С тех пор прошло немало времени, и Олег Степанович привык относиться к изменам сотрудников КГБ и ГРУ, как к чему-то повседневному, но без содрогания вспоминать свою первую поездку в Женеву не мог. Единственное, что скрасило его потрясение, было нечаянное происшествие на обратном пути из представительства в гостиницу. На узкой темной улочке Олег Степанович натолкнулся на вывеску оружейного магазина Фаххерфейна, чемпиона мира по пулевой стрельбе 1911–1913 годов. Ростов заинтересовался магазином не только потому, что немецкое имя владельца выглядело чужим во франкоговорящей Женеве, и не тем что владелец стал чемпионом мира полвека назад, но и по другой причине: Олег Степанович любил оружие и разбирался в нем. Он толкнул дверь и вошел в магазин. И сразу сердце его перевернулось. Одна стена была отдана холодному оружию: ножи, сабли, ятаганы, японские двухручные мечи (один такой висел на стене спальни отца — он привез меч из Порт-Артура). Зато все остальное пространство занимали витрины с огнестрельным оружием. Здесь было все: револьверы и пистолеты самых разных систем, размеров и калибров, винтовки и ружья, прицелы оптические и ночного видения, автоматы и пулеметы.
За одним из прилавков стоял крошечный сморщенный гном. Олег Степанович подошел, и между ними завязался оживленный разговор. Выяснилось, что это и есть знаменитый Фаххерфейн, гордость швейцарских стрелков. Олег Степанович рассказал, что он из России, сам хороший стрелок, хотя — он склонил голову перед стариком, — ему далеко до такого снайпера. Фаххерфейн вызвал одного из молодых продавцов, распорядился чтобы тот занял его место, и пригласил Олега Степановича к себе в кабинет. Старик с трудом верил, что этот русский с худым лицом и сломанным носом, отлично говорящий на французском и немецом языках (ах, фатерлянд!) впервые в Женеве. Они говорили так долго, что Олег Степанович едва успел обратно в отель.
После этого он много раз бывал в Женеве и всякий раз заходил к старику Фаххерфейну. Казалось что крошечный гном не стареет — он выглядел таким древним, что смерть, по всей вероятности, избегала его. Во время прошлого визита — год назад — Фаххерфейну исполнилось девяносто лет, и Олег Степанович привез ему килограммовую банку осетровой икры и литровую бутылку водки. Старик был в восторге, даже всплакнул, — он никак не мог произнести простое имя «Олег» и настоял что будет звать его Францем — по имени любимого племянника.
Подошла стюардесса и вежливо опросила их пройти на посадку.
Денисов и Олег Степанович оказались единственными пассажирами первого класса, да и туристский был заполнен едва ли наполовину. Было ясно, что призыв «Летайте самолетами „Аэрофлота!“» еще не достиг широких масс валютных пассажиров и они ошибочно выбирали другие авиалинии.
Полет прошел без происшествий. Иван Трофимович и Олег Степанович хорошо пообедали, выпили несколько рюмок отличного армянского коньяка и даже успели вздремнуть. «ИЛ-62» пронесся почти до конца посадочной полосы аэропорта Коинтрин в Женеве, протянувшейся с северо-запада на юго-восток, развернулся и подрулил к сверкающему хромом и зеркальными стеклами зданию. Тут же к трапу первого класса подкатил черный кадиллак с красным флажком СССР на капоте, из роскошного лимузина с широкой улыбкой выскочил сотрудник представительства, вслед за ним медленно появился советник-посланник. Жандармы поставили синие печати на паспорта Денисова и Ростова, и огромная машина, едва слышно шелестя шинами по асфальту, выехала в город.
По дороге советник-посланник сообщил Ивану Трофимовичу, что они счастливы приветствовать в Женеве такого видного советского ученого (кому они крутят мозги, удивился Олег Степанович), что его разместят в представительских аппартаментах на рю де ла Пэ, что заседание комитета ООН по химическому и биологическому разоружению
Кадиллак въехал во дворик представительства СССР, Денисов и Ростов вышли из машины, пожали руки, расставаясь, Иван Трофимович взял свой чемодан и вошел в здание.
Водитель кадиллака сделал неохотную попытку отвезти Олега Степановича в гостиницу и с облегчением вздохнул, когда узнал что гостиница совсем рядом и доктор Ростов предпочитает идти пешком.
«Амбруа» был совсем не рядом, и перспектива тащиться через весь город с тяжелым чемоданом под моросящим дождем ничуть не улыбалась Олегу Степановичу. Эту проблему он решил, однако, с европейской легкостью остановил первое же проезжающее мимо такси. Передовой опыт советских таксистов едущих только в парк, еще не достиг таких отдаленных мест, как Женева. Водитель тут же затормозил, выскочил из машины, приветливо поздоровался с пассажиром, погрузил на переднее сиденьи чемодан — немало удивившись его весу, и быстро, за несколько минут, доставил Олега Степановича по указанному адресу.
Медвежьи объятья Рафаэла Амаяковича Саргосяна, вышедшего навстречу дорогому гостю из своего роскошного номера, едва не прикончили Олега Степановича, но он напряг последние силы, уцелел и с облегчением опустил чемодан перед стойкой портье.
Рафаэл Амаякович неплохо говорил по-русски, но с таким ужасным акцентом, что с радостью согласился беседовать на французском. Итак, что требуется старому и желанному гостю? Номер? Лучший — в его распоряжении. Хочет купить одну из картин Саргосяна? Ах, все еще обдумывает это предложение. Ничего, они пользуются хорошим спросом на европейском рынке. Что, поставить чемодан в сейф отеля? Ай-ай! Как высоко ценит советский гость свои московские костюмы — несомненно лучшие в мире — и рубашки фабрики «Большевичка»! Что? Костюмы сшиты в Риме, а рубашки от Кардена? Все равно меры предосторожности кажутся несколько преувеличенными. Ах, вот в чем дело! В чемодане ценные вещи? И что, очень ценные? Порядочно? Не мог бы богатый русский подробнее рассказать о своих сокровищах нищему армянину?
Рафаэл Амаякович провел Олега Степановича в свой кабинет, закрыв, по просьбе гостя, дверь на ключ.
Итак, что же такое ценное может быть в России? Золото? Ну что ж, Рафаэл Амаякович не исключает такую возможность, хотя и несколько сомневается. А нельзя посмотреть? Олег Степанов открыл чемодан, встряхнул две пластмассовые кишки, и золотые монеты каскадом высыпались на широкий письменный стол Саргосяна. С немалым злорадством Ростов наблюдал как напускное веселье исчезло с морщинистого лица старого армянина. Его дрожащие жирные пальцы бережно перебирали монеты. Удивительно, подумал Олег Степанович. Саргосян — очень богатый человек, у него многие миллионы, эти монеты для него словно капля в море. И все равно у него дрожат руки от соприкосновения с золотом. Да, это, видно, заложено в генах армян прирожденных ростовщиков и менял. После первой встречи в 1969 году Ростов потратил немало сил и времени, выясняя его прошлое, а также положение, которое Саргосян занимает сегодня. После нескольких встреч Олег Степанович узнал о нем немало. На него произвело огромное впечатление то что Саргосян обладает двумя лицами. Почти всегда он выглядел любезным шестидесятилетним армянином, богатым владельцем одной из лучших гостиниц Женевы, отлично одетым, всегда готовым услужить. Саргосян был, к тому же, отличным художником, и когда в Женеву приезжал Сарьян, великий художник всегда останавливался здесь.
Но однажды, несколько лет назад, Олег Степанович зашел в кабинет Рафаэла Амаяковича когда тот беседовал с каким-то французом, и успел увидеть другое, совершенно иное лицо старого армянина, — его обычно улыбающееся лицо казалось высеченным из камня, он смотрел на собеседника немигающими ледяными глазами. Спорить с таким человеком никто не осмелится. Но в следующее мгновение Саргосян увидел стоящего в дверях русского, на лице магически появилась прежняя добродушная улыбка — и он снова стал прежним армянином, готовым оказать друзьям любую услугу.