Дневник библиотекаря Хильдегарт
Шрифт:
Давняя моя знакомая, с которой мы не виделись с институтских лет. Почему-то очень хорошо помню её в те годы – дивная, хрупкая, с нежным кукольным румянцем и вечной кроткой паникой в глазах. Потеря номерка из гардероба доводила её чуть ли не до обморока, а когда однажды её по ошибке не допустили к какому-то экзамену, мы всей группой побежали в деканат, потому что всерьёз опасались за её рассудок. За эти двадцать пять лет она почти не изменилась, только из медно-рыжей стала медно-седой. Красива необычайно, просто глаз не отвести.
— Танечка, а у меня ведь такое горе. С дочерью моей плохо. С Антониной. Просто не знаю, к кому обращаться…
—
— Не знаю, Танечка, милая! Всё было более или менее ничего, и вдруг… такие странности начались, ты просто не поверишь. Забывает, куда что положила. Я спрашиваю, а она мне : «Мама, я не помню! Оставь меня в покое!» Да ещё и с таким вызовом, с таким апломбом, как будто это я виновата, что она не помнит. Нервы стали никуда, чуть что – и в слёзы. И.. самое главное, Танечка… она стала разговаривать с неодушевлёнными предметами.
— Да ты что?
— Да, да! Не разрешает выбрасывать бутылочки из-под шампуня… Ну, обычные самые бутылочки, из-под «пантина» этого… Мало того – она даёт им имена! Одна бутылочка у неё Серёжа, другая Дима, а третья – Настя. Ты представляешь?
«Похоже, дело и правда дрянь», - думаю я, стараясь, чтобы эта мысль не отразилась у меня на лице.
— Конечно, Танечка, её надо хорошему психологу показать. Я ей говорю: «Антонина, пойдём к врачу, я тебя очень прошу». А она – ни в какую. И я не знаю, как в таких случаях – можно ли насильно? А вдруг она ещё больше разнервничается и в себе замкнётся? На дом пригласить – тоже не знаю, как всё это будет…А вдруг она запрётся у себя в комнате и не выйдет? Она теперь может и такое выкинуть, с ней станется. Просто кошмар какой-то… А ведь ей скоро в школу!
Я не верю свои ушам
— Куда ей скоро?
— В школу… Ей ведь уже шесть с половиной!
О, Господи!
— Ира, скажи… а ты её так и зовёшь всегда Антониной?
— Конечно. Не «Тоней» же. И уж не «Тосей», конечно… пошлость какая.
— А…скажи, а у твоей Антонины куклы есть?
— Ну, Танечка… ну, что ты? Какие куклы? Она у меня в специализированном садике с математическим уклоном. А в свободное время на гимнастику ходит и на курсы английского… Нет, у неё есть игрушки, конечно. Развивающие. Но не куклы, нет – ни в коем случае… Ну, Танечка, ты же их видела, эти нынешние куклы! На них же страшно взглянуть!
— А.. допустим, зверюшки какие-нибудь? Ну, там.. мишки. Зайчики.
— Какие мишки-зайчики? Она у меня в садике с математическим уклоном! Ей это не интересно, пойми!
— Э-э-э… Она сама тебе сказала, что ей это не интересно?
— Ну, Танечка… Я даже и обижать её не хочу подобными вопросами! Ты пойми – она уже в компьютерах разбирается, кристаллы выращивает, знает звёздную карту.. и про нано-технологии… А ты «зайчики»… Ты мне лучше скажи – у тебя нет хорошего детского психолога? Я никаких денег не пожалею, честное слово!
И я вам тоже даю честное слово, мои дорогие – всё это ПРАВДА. Историю эту я не выдумала, да и, наверное, так страшно и топорно выдумать бы не смогла.
26 ноябрь 2010 г. Подменыш
В комментариях к предыдущему посту упоминали про ЮЮ.
ЮЮ, если кто-то не знает, - ювенальная юстиция. Хотя все уже знают, конечно, можно было бы не уточнять.
У ещё одной моей знакомой
Три месяца назад у неё забрали восьмилетнюю дочь. Потому что мама её била.
Девочка НЕ ВОЗРАЖАЛА и не просилась домой. Наоборот – просила, чтобы её отвезли, куда угодно, только НЕ К МАМЕ.
Я и раньше, из писем, знала, что у них в семье не всё ладно, но что дело дойдёт до такого – и представить себе не могла. Потому что нет на свете более кроткого и терпеливого человека, чем эта мама Рита.
Представить себе, что она может поднять на кого-то руку, тем более – на восьмилетнего ребёнка, для меня было так же нелепо, как представить себе Франциска Ассизского с автоматом Калашникова. Честно говоря, сначала я подумала, что тут или какая-то путаница, или она нарочно покрывает кого-то и берёт на себя чужую вину.
Но она сидела передо мной, плакала и всё в подробностях рассказывала. Всё, что я сейчас расскажу вам, я расскажу не просто с её разрешения, а, можно сказать, по её просьбе. История эта подлинная и будет изложена мною, как есть, без каких-либо беллетристических потуг.
Итак – Рита. Наполовину русская, наполовину немка. С рождения и до середины девяностых жила в России, потом, когда появилась возможность, переехала в Германию к родственникам. Так у неё родилась девочка – как она говорит, «от случайной связи». Ребёнок отнюдь не был нежеланным – наоборот, она очень хотела дочку, причём именно дочку, не сына… Ну, вот – дочка и родилась.
Родилась – и сразу всё пошло наперекосяк.
Ещё будучи грудной, девочка орала, как резаная, стоило матери взять её на ручки. А как только её укладывали обратно в кроватку, немедленно успокаивалась. Стала подрастать – всё стало ещё хуже. Смотрела на маму исподлобья, как волчонок, не давала себя ни гладить, ни целовать, чуть что не так – орала, лягалась и кусала мать до крови.
Когда мать одевала её для прогулки, сдирала с себя комбинезон, рвала на пальтишке пуговицы с мясом, синела от крика – так, что мать вынуждена бывала оставаться дома и никуда её не вести…. В присутствии матери вела себя подчёркнуто злобно, топтала игрушки, кидалась кубиками в зеркало, а однажды какой-то то ли дудочкой, то ли пирамидкой разбила ей лоб – опять же, до крови. При этом не выказывала никакого раскаяния и даже и не думала просить прощенья. Интересно, что по отношению к другим людям (опять же, по словам матери) она вела себя более или менее нормально – без особого дружелюбия, но и без агрессии. Посторонний человек запросто мог погладить её по головке без риска немедленно быть побитым или укушенным. Но мать такой привилегии не удостаивалась никогда.
Не думайте, что Рита не пыталась показывать девочку специалистам. Пыталась, и неоднократно. Водила и к психологам, и к неврологам, и к кому только не водила. Но у врачей этот ребёнок вёл себя так, что они не находили в его поведении никакой патологии. В ответ на душераздирающие истории, рассказываемые мамой, они только пожимали плечами, советовали ей «не давить на ребёнка» и прописывали девочке какие-то лёгкие транквилизаторы. Естественно, это было ей, как мёртвому припарка.