Дневник библиотекаря Хильдегарт

hildegart

… Услышав эту так измучившую меня за последние три дня фразу, я содрогнулась и

стала тихо клониться под кафедру. Неужели что-то такое ОПЯТЬ? Ну, как нарочно, честное слово!...

— А чего я такого сделал-то?

Мама в шелестящих серебряных юбках размашистой походкой идёт по жёлтому коридору от Детского зала. Впереди неё деловитыми прыжками передвигается кругловатый парень лет шести в клетчатой жилетке и чёрном галстуке.

— Как – «чего сделал?» Он ещё спрашивает – «чего он сделал»! Артикль ты КАК употребил сегодня?

Он

слегка притормаживает и вскидывает на неё лучащиеся снисходительным лукавством глаза.

— Ну, как я его употребил?

— НЕПРАВИЛЬНО ты его употребил1 И прошедшее время не так образовал – ты что, думаешь, я не слышала? Совсем уже распустился, честное слово!

— Ага…

— Что «ага»? Что «ага»? Ты когда научишься нормально себя вести, я тебя спрашиваю? Перед Елизаветой Петровной стыдно, честное слово… Она столько времени на вас тратит – а вы?!.. Ну, что ты на меня смотришь? Ты ничего не хочешь мне сказать?

— Хочу. – Он заговорщически улыбается и подтягивает штаны.

— Ну-ну… Что именно?

— Знаешь, что?

— Ну, говори, говори! Что ты хотел сказать?

— Догоняй!

И с неожиданной для его комплекции скоростью срывается с места и с радостным урчанием летит по коридору, раскинув руки.

— Тимофей, - вздыхает усталая серебряная мама. – Ну, что ты делаешь? Ты же в библиотеке…

И, смущаясь и смеясь ямочками на щеках, пускается догонять сына.

13 апрель 2011 г. Про Киру и её бабушек

Что мне удалось узнать за прошедшие сутки

1. У мамы Киры, оказывается, есть ребёнок от нового мужа. Мальчик. Кажется, лет трёх или около того. По непроверенным сведениям, мальчик больной – что-то с ногами или с позвоночником. Судя по всему, мама полностью сосредоточена на нём. К дочке приезжает редко – за последний год, говорят, не приехала ни разу, только присылала вещи и игрушки с оказией.

2. Психолог в школе был, но с нового учебного года ставку сократили (вместе со ставкой логопеда)

3. Лидия Михайловна очень недовольна Кириным поведением и не скрывает это ни от бабушек, ни от класса, ни от самой Киры. Причём сначала, когда Кира только пришла к ним в класс (почему-то она там не с первого класса учится), её приняли вполне доброжелательно, но однажды учительница за что-то резко, при всех, её одёрнула. В ответ на это Кира расплакалась, раскричалась и – опять же, при всех – наговорила учительнице каких-то дерзостей. Всё это мы знаем со слов Туськи, которая тоже была этому свидетелем. После этого Лидия Михайловна вывела Киру к доске и долго, публично её отчитывала, крича: «Посмотрите на эту бессовестную девочку! Она не знает, как с учителем разговаривать!».. С тех пор, собственно, и начался пресловутый остракизм, тайно или явно поощряемый учительницей… Почему именно Кира оказалась в такой опале – не очень понятно. Та же Туська утверждает, что у них в классе «есть мальчики, которые ещё хуже Лидии Михайловне грубят, а она ничего, не ругается, даже иногда вместе с ними смеётся».

4. Поведение Киры, честно говоря, настораживает и меня. Мне очень стыдно в этом признаваться, но моей первой, совершенно бессознательной реакцией на этого ребёнка было не сострадание, а испуг и отторжение. И в облике её, и в манере поведения есть что-то безусловно нездоровое – в чём она сама, разумеется, ничуть не виновата. Похоже, что дети в классе тоже это чувствуют и потому инстинктивно

её сторонятся. Более того – в какой-то момент мне показалось, что и Главная Бабушка это чувствует и потому, осознанно или нет, не стремится не выпускать девочку из поля зрения, насколько это возможно. Но если дети НЕ ПОНИМАЮТ, что Кира не виновата в том, что она такая «странная», то почему этого не понимает бабушка – для меня загадка. И эта нехорошая бледность, и отсутствие мимики, и механическое повторение за бабушкой «да», «понятно», «хорошо», и это быстрое, с проглатыванием слов, пересказывание длинных историй из книг – всё это какие-то настораживающие признаки. Во всяком случае, я никогда не видела детей, которые бы ТАК себя вели. Она или молчит, или говорит очень много, длинными, захлёбывающимися монологами, почти не заботясь о том, слушают ли её окружающие. Если это не СИМПТОМЫ чего-то, о чём я, не будучи специалистом, не могу судить, я просто не знаю, как это расценивать. Может быть, конечно, это просто маска, некое защитное, вырабатываемое годами поведение - но, может быть, и признаки серьёзного заболевания.

5. По собственному опыту знаю, что подобных Бабушек очень трудно убедить показать ребёнка специалисту по именно по ТАКИМ болезням. Они изначально убеждены, что если ребёнок плачет без причины – он просто капризничает и старается привлечь к себе внимание; если говорит слишком длинными и слишком сложными для его возраста, не-разговорными конструкциями – это просто оттого, что он много читает; если не может дружить со сверстниками – виноват либо он сам («не умеет себя вести в коллективе»), либо сверстники («всё это быдло просто не может понять нашего умного ребёнка, опережающего их в развитии»). До тех пор, пока признаки заболевания не станут совсем уже явнями, они НЕ ПРИЗНАЮТ, что это действительно заболевание, а не просто «сложный характер».

В общем, люди, я в каком-то раздрызге. Мне одновременно и неловко за то, что я выношу чужую историю на общий суд (пусть и с изменёнными именами), и противно от ощущения собственной беспомощности, и ОЧЕНЬ хочется помочь бедному этому человеку, который, как ни крути, всё-таки в помощи, по-моему, нуждается.

Подружиться с бабками, что ли? Возрастная разница не так уж и велика, да и Главной Бабушке я, по-моему, приглянулась… Может, это самый верный путь?

16 май 2011 г. Туська и вампиры

В пятницу тринадцатого Туськины родители уходят в гости, и у неё наконец-то появляется возможность заняться моим общим образованием

— Будем смотреть «Сумерки», - тоном просительного приказа заявляет она.

— Э-э-э… А тебе не рано такое смотреть?

— Не рано. Во-первых, я уже один раз смотрела. А во-вторых, я же не одна буду смотреть, а с тобой. А тебе ведь такое не рано?

— Мне? Э-э-э… Мне, наверное, такое уже поздно.

— Да ладно, чего поздно-то? В одиннадцать заканчивается – разве это поздно?... Давай, пошли, уже, наверное, пора включать.

— Туська, ты уверена?...

— Ну, ты прям как бабушка! Она тоже говорит – нельзя, это грех... А какой грех? Сама старая уже стала, ничего не соображает, вот и говорит.

Бог ты мой. Где моя ясноглазая пятилетняя Туська, умевшая артистически притвориться, что авторитет старших для неё если не незыблем, то, по крайней мере, значителен? Как, однако, время меняет людей!