Дневник его любовницы, или Дети лета
Шрифт:
– Мне нужно было знать твое мнение, – ответил я.
– Узнал? – осведомился издатель.
– Узнал, – подтвердил я.
– Надеюсь, больше ты таких сюрпризов подбрасывать мне не станешь.
– Не стану, – согласился я. – Только у меня к тебе есть еще одна просьба.
– Нахал, – ответил издатель, но уже беззлобно. Он убедился, что лучшая лошадка-призер не вывихнула колено, и это его очень обрадовало.
– Скинь свое мнение на мой сайт с пометкой «для Саши», – попросил я.
– А-а-а! –
– Вот-вот, – ответил я.
– Не мог отказать? – продолжал дедуктировать издатель. – Попросили через хороших знакомых и все такое прочее?
– Ты просто ясновидящий, – ответил я.
Издатель фыркнул.
– Черт с тобой, сделаю. Только я припечатаю пожестче, лады?
– Лады.
– Нечего молодому человеку зря время терять. Нет у него дарования книжки писать, пускай переключится на что-то другое. Общественно полезное.
– Вот так и напиши, – сказал я.
– Сам не мог сказать? – поинтересовался издатель.
– Мое мнение не считается авторитетным.
– Да ну? – не поверил издатель. – Почему?
– Сам знаешь, – ответил я. – Интриги, профессиональная зависть к молодому таланту и тому подобное…
Издатель громко вздохнул.
– Ох, уж эти мне самолюбивые таланты, – сказал он. – Знаешь, что плохо? Чем меньше таланта, тем больше самолюбия. Ладно, выручу. Но больше мне подобных опусов не присылай.
– Никогда, – пообещал я твердо.
– Теперь о главном.
Я внутренне подобрался. Знаю, что он сейчас спросит, но не знаю, что ему ответить.
– Когда ты закончишь свой роман?
Вот оно. Этого вопроса я и опасался. Мой роман застрял на двести восьмидесятой странице, и вытащить его оттуда не суждено.
Что ж, это в какой-то степени роднит меня с Диккенсом. (1)Приятное родство, черт возьми.
– Антон! – позвал издатель. Я вздрогнул и пришел в себя.
– Марк, я не знаю когда.
– Ничего себе, – возмутился издатель. – Как это понимать?
– Я завис, – объяснил я как мог.
– Что значит «завис»?
– Ну, не идет книга дальше. При всем моем желании не идет.
– На какой странице ты завис? – спросил издатель.
– На двухсот восьмидесятой.
Издатель облегченно вздохнул.
– Ну, это пустяки. Еще сорок-пятьдесят страниц максимум…
– Не идут они у меня, – повторил я. – Эти сорок-пятьдесят страниц.
– Могу подсобить, – предложил издатель. – Присылай то, что смог наваять, я посажу за компьютер своего редактора… Парень способный, твои книжки наизусть знает, сможет дописать в нужном литературном ключе и нужным литературным языком. Ты только набросай вкратце развязку.
Я снова вытер левой рукой испарину на лбу.
– Марк, ты же знаешь, я против таких подтасовок.
–
Я почувствовал стыд за свою беспомощность. Действительно, почему мои проблемы должны выбивать из привычного ритма жизнь других людей?
– Марк, я постараюсь, – сказал я тихо.
– Не слышу! – громыхнул издатель, как олимпийский небожитель.
– Я постараюсь! – ответил я громко, собрав в кулак все свои силы. – Сяду и допишу!
– Вот так! – поддержал издатель с энтузиазмом. – Это уже деловой разговор! А то раскис, расклеился, у него горлышко болит, он не в силах конец дописать! Что б я этого больше не слышал!
– Хорошо, – ответил я послушно.
– Допишешь роман – и гуляй до августа. В конце сентября у нас по графику новая книга. До нового года должна уже выйти. Ты все помнишь?
Я не помнил ничего, но информацию воспринял.
– Я все понял, – ответил я, изменив формулировку.
– Вот и славно. Ладно, не буду тебя отвлекать. Сброшу на твой сайт рецензию, только на резкость не обижайся.
– Не обижусь, – ответил я. И позвал:
– Марк!
– Ау, – откликнулся он.
– Какое сегодня число?
Минуту длилось изумленное молчание. Потом издатель выпал из комы и негромко сказал:
– Ничего себе…
– Я на даче, – поторопился я с объяснениями. – Закопаться в глуши, общаться не с кем, вот и потерялся во времени…
– А ты телевизор иногда включай, – посоветовал Марк. – Тогда не потеряешься.
Я разозлился:
– Так ты ответишь, какое сегодня число, или мне телевизор включить?
– Двадцать девятое июня, – ответил издатель и разъединил связь.
Я вернул трубку обратно на тумбочку.
Двадцать девятое июня!
Интересно, это много или мало? Сколько времени я уже без пищи? Неделю? Десять дней? Больше?
Не помню.
Тем не мене, звонок издателя оказал на меня самое благодатное влияние. Голова немного прояснилась, я вылез из кровати и направился к кабинету.
Идти было тяжело. Меня водило из стороны в сторону, как пьяного, ноги ослабели до такой степени, что несколько раз подламывались, и я больно бился коленной чашечкой о твердый паркет.
Все же до кабинета я кое-как дополз.
Уселся за стол, краем глаза зацепившись за кожаную тетрадь, лежавшую на прежнем месте. Торопливо отвел взгляд и включил машину.
«Пентюх» начал грузиться с привычным скрежетом, которое я почему-то воспринял, как радостное. Застоялся мой старый конек-горбунок.