Дневник лабуха длиною в жизнь
Шрифт:
Разошлись к четырем утра. Осоловевшая Доброва залезла в нашу кровать и уснула. На Виталика месте разлегся "в умат" пьяный режиссер театра Сергей Данченко. Доброва улеглась у стенки, и я быстренько занял место в середине постели. Ира тихо легла рядом. Я лежал на спине между женой и чужой женщиной. Обе поддатые. Перед тем как повернуться к жене, осторожно попробовал на ощупь упругость попы Добровой. Добра була попа! Обнял жену и тут же уснул.
В десять утра Доброва и Данченко ушли. В двенадцать Ира сварила кофе и приготовила бутерброды. Стоя у окна, я жевал. Она сидела за столом. В квартире было тихо.
– Ты думаешь, что я не почувствовала, как твоя рука трогала Доброву?
– вполголоса проговорила жена.
Равнодушно произнес:
– Тебе показалось.
– И вообще, не строй из себя невинную овечку! Ты думаешь, я не знаю, что ты уже полгорода перетрахал!
– постепенно усиливала громкость жена.
– Ничего ты не знаешь - это твои догадки.
– Ты считаешь нормальным, лежа с женой, приставать к другой женщине?! Кто ты после этого такой?!
– распалялась жена.
Я никак не мог понять, чего это она с утра так завелась. Может, где-то с кем-то роман не получился? Ира подошла вплотную ко мне. Крылья носа раздувались. Глаза прищурены.
– Я тебе скажу кто ты, - и громко выкрикнула мне в лицо: - Ты блядь!
Это было уже чересчур! День солнечный, окно нараспашку. В наш двор выходила дверь склада мебельного магазина. Небольшие грузовики заезжали для загрузки. Под окном стали собираться люди.
– Похоже, что память у тебя коротка!
– закипал я.
– Так я тебе напомню! Начнем с Драника... Второй был Алик... И кого это у мамы на кухонном столе доскребывали?!
– распалялся я.
– И это только то, что я знаю!
На подоконнике стояли две стопки кофейных тарелочек, которые жена успела помыть перед сном. Схватив одну из них, она треснула ею об пол. Я взял вторую и тоже треснул. Она разбила еще одну. Я за ней. На полу росло количество осколков, а под окном - желающих послушать "концерт". Стоя друг перед другом с перекошенными от злости лицами, мы разбили все тридцать тарелок. Осколки разлетелись по всей комнате. После того, как я разбил последнюю, она вдруг дико заорала и бросилась на меня, нацелившись ногтями мне в глаза. Я поймал ее за шею и старался удержать на расстоянии. Она своими ногами пару раз больно попала по моим. Знала - не ударю. Но ведь и знала, что могу дел натворить. Думаю, что она помнила про петлю и про нож. Но остановить ее уже было невозможно. Это была уже не истерика, а сумасшествие!
Не отпуская руку с ее горла, я потащил ее к кровати. Она брыкалась. Я бросил ее на кровать, схватил подушку и, положив ей на лицо, придавил сверху коленом - стал душить! Вырывались наружу подавленные за годы эмоции. Демон подбрасывал весь негатив нашей жизни. Она трепыхалась. Давил вполсилы. Видимо, в борьбе с демоном побеждал разум, и всем весом я не налегал. Я громко кричал... Потом замолчал, стоя коленом на подушке. Стало тихо. Подо мной дергалась жена...
В приличной уже толпе какая-то женщина крикнула:
– Надо спасать! Мужики! Ломайте дверь!
Чтобы попасть к нам в квартиру, достаточно было чуть сильнее дернуть дверь. Мужики оторвали меня от жены и придавили к полу. Кто-то крикнул: "Вызывайте милицию!" Какая-то женщина принесла Ире воду. Я не сопротивлялся, и мне разрешили сесть.
Пожилой капитан внимательно рассматривал нас. Мы, понурив головы, стояли у стола.
– Ну что?
– обратился он к Ире.
– Давай рассказывай, протокол будем составлять!
Жена молчала.
– Что молчишь?
– посмотрел на нее капитан.
– Говори, составим протокол, накажем его!
– А как?
– подняла Ира на него глаза.
– Как, как - срок получит!
– Нет, - мотнула она головой, - не надо!
– Не хочешь, ты уверена?
– смотрел внимательно капитан.
Я чувствовал, что не хочет он меня сажать.
– Ты хорошо подумала?
– Да, - пробурчала Ира.
– Тогда можешь идти, - и обратился ко мне: - А ты останься!
Капитан сказал, что в жизни всякое бывает, но руки распускать нельзя. Я согласился.
– И еще, - продолжил капитан, - придешь ко мне через неделю и расскажешь, как у вас дела. Понял?!
– Да.
Ира меня не ждала. Я пошел в центр города, вечером поехал к Марику. Пробыл у него три дня, на четвертый - вернулся. Ира была дома. В квартире чисто, осколки убраны. Она сидела на кровати, долгим взглядом смотрела на меня.
– Извини, я слишком сильно завелся, - произнес я примирительным тоном.
– Я тоже не знаю, что на меня нашло?
– сказала, пожав плечами, жена.
Сел рядом с ней, обнял. Мы помирились.
В милицию пришел с Виталиком. Капитан спросил:
– Сын?
– Да!
– Иди... и держи себя в руках!
– Попробую.
Почему мы не можем друг без друга, что нас держит? Не то чтобы я так переживал, как в былые времена, но все же... То, что было огромно и чисто, растворилось еще в армейские времена. Появлявшееся раньше чувство вины уже не навещало. Или это все-таки судьба? Скорей всего - совокупность учиненных нами глупостей. А может быть, мне нравится эта опасная игра, и именно это - моя психофизическая природа? Понимал, что во мне бурлит конфликт духовного и плотского начал. У меня все чаще торжествует плотское. Мы сами себе создали мир, сотканный из любви, глупости и эгоизма и мечемся, не зная, как жить с этим!
На какое-то время мы оба притихли. Жена стала вовремя возвращаться с работы и не всегда "под газом".
Предстояли праздники. Надо было готовиться к концертам в торгово-экономическом институте и в колонии.
Съемки
Из Молдавии во Львов приехала съемочная группа в количестве трех человек. Им заказали рекламный ролик для мопедов львовского производства. Не знаю, как они вышли на Иру. Ее пригласили сняться вместе с Виталиком. По сценарию она должна была ехать на мопеде, а сын - догонять ее на трехколесном велосипеде.