Дневник лабуха длиною в жизнь
Шрифт:
– Ой, Робик, ты такой... ты такой!..
И опять расширенное вступление к романсу "Ямщик, не гони лошадей". Стася прорыдала почти весь романс.
– Робик, - слегка задыхаясь, произнесла она, - таких мужчин, как ты, больше нет!
Для Робика это оказалось сигналом к действию. Галантно взяв Стасю под руку, кинул мне через плечо:
– Мы скоро вернемся!
Я нажал на педали фисгармонии. Где-то далеко, за кулисами, постанывала женщина. (Да простит их Мария Заньковецкая!) Когда мы вернулись в Дом актера, ползала уже разошлось. Ира танцевала на столе цыганочку, остальные дружно хлопали.
С Орысей я был один-единственный
Педагогическая деятельность
Зашел как-то к папе давний знакомый, высокий, подтянутый, всегда веселый красавец-поляк Миша Оседач - аккордеонист. Он работал в разных филармониях Союза с сольным номером. Родители говорили, что очень Миша неравнодушен был к женскому полу. Иначе и быть не могло - при таких данных и с такой работой! Хороший музыкант и не менее хороший делец, он продавал все, что можно было продать. Принес аккордеон и попросил отца оставить его на какое-то время, у нас дома. Я поинтересовался, можно ли посмотреть на инструмент. Оседач разрешил, сказав, что могу даже его пощупать.
Это был "Sсandalli Super VI", один из лучших аккордеонов в мире - большой и тяжелый, звучал он просто здорово! Знал меня Миша с семилетнего возраста и, зная, что я баянист, попросил сыграть на баяне, что знаю. Я немного стушевался. На баяне играл редко. Играть для такого музыканта?
– Играй, не бойся, - доброй улыбкой подбодрил Миша.
Я сыграл довольно техничный французский вальс.
– А теперь послушай, как его надо играть, - с гонором произнес он и взял аккордеон.
Сыграл он, конечно, легко и блестяще. Папа бросил взгляд на меня:
– Понял?
Я закивал головой.
– Я вот что подумал, - начал Оседач, - скоро еду жить в Москву, - и подмигнул папе, - чувиху там клевую нашел. У меня есть четыре ученика, - продолжил он, глядя на меня, - двое на аккордеоне и двое на баяне. Хочешь, передам их тебе?
Никогда прежде я не задумывался о преподавательской деятельности. Мне нравилось играть в оркестре. И все же - почему не попробовать? После недолгого раздумья я согласился.
Начал учить. Удобно было то, что жили все мои ученики в одном районе, и я успевал обойти их за четыре часа. Через два месяца троих бросил - ленивые и неспособные. Оставил баяниста Андрюшу, способного, трудолюбивого парнишку, да и мама у него была красивая. Нет-нет, у нас ничего не было, просто было приятно лишний раз увидеть красивую и милую женщину. Чуть позже обстоятельства изменились, и я с сожалением оставил Андрюшу. С педагогической деятельностью было покончено.
Урал
Работа в клубе шла своим чередом. Играли все самое модное и современное. Молодежь атаковала билетные кассы. Наши с Ирой отношения стали поспокойней. Конечно, когда она заводилась, ее было сложно успокоить, раздражался и я. Но я очень не любил ругаться при Виталике, уговаривал - не надо при ребенке! Не всегда получалось. И все-таки отношения стали уравновешеннее. Взрослели, наверное?
В начале апреля ко мне в ГАС зашел знакомый музыкант Богдан Кудла, руководивший при филармонии похожим ансамблем. Ему предстояла сессия в консерватории, но на это же время были запланированы гастроли ансамбля по Уралу. Он предложил мне обменяться на месяц ансамблями... и я поехал на Урал.
Свердловск встретил нас холодным дождем. Апрель в этих краях похолоднее, чем во Львове. В Свердловске остановились на неделю - два концерта в городе, остальные на выезде. Поселились в центральной гостинице "Урал" грязно-зеленого цвета. Будучи руководителем ансамбля, я получил привилегию в виде отдельного номера.
Первым делом мы с саксофонистом Юрой Денегой спустились в ресторан. Меню было убогим: щи, шницель с пюре, кислая капуста и компот - это в ресторане! Во Львове любая забегаловка имела больший выбор. Официанток симпатичных не было, и мы отправились знакомиться с городом.
Дождь перестал, и на улицах появились какие-то серые, мрачные, неулыбчивые люди. Может быть, под влиянием погоды? Рядом с гостиницей - солидного размера концертный зал, в котором завтра предстояло играть. В центре города высился большой памятник Якову Свердлову, соратнику того лысого картавого, с которым они заварили в семнадцатом году страшную кашу, после чего огромная страна вот уже много лет была мрачной и неулыбчивой.
Прошлись по магазинам. Пусто! Ничего, кроме селедки, черного хлеба и "Любительской" колбасы, которую люди тут же разбирали, не было. Кроме того, в продаже была "Московская" водка и какое-то дешевое вино. Никогда раньше я не видел такого количества пьяных женщин, валявшихся на тротуарах!
Тиона
На третий день пребывания в городе в гостиницу вселилась грузинская баскетбольная женская команда "Динамо". Встретились мы с ними в гостиничном ресторане. Высоченные, поджарые каланчи не вызывали у меня сексуального интереса.
– Эдик, - вполголоса обратился Денега, - там, за левым столом, - показал глазами влево, - чувиха мотрает на тебя, - и добавил, улыбаясь: - Баскетболистка.
Не отрываясь от шницеля, скосив глаза, я пробурчал:
– Нет! Был бы "дядей Степой" - может, рискнул бы. Мои метр семьдесят восемь будут как раз у нее под сурдинами.
Все же в конце трапезы любопытство заставило меня посмотреть более внимательно. Она улыбнулась приятной улыбкой. Я снова уставился на компот. Денега спросил:
– Ну что?
Слегка пожав плечами, ответил ему, что рядом с ней буду выглядеть гномом.
– Тебе что, с ней гулять надо? Подниметесь к тебе в номер, и все дела!
Я глянул еще раз в ее сторону, она улыбнулась мне той женской улыбкой, которая обещает: "Подойди! Все будет хорошо!"
Я подозвал официантку рассчитаться, и тотчас же она позвала свою. Мы одновременно встали из-за стола и направились к выходу. Я учтиво открыл дверь, и мы вышли в коридор. Закурил.
– Это вредно, - улыбнулась возвышающаяся надо мной девушка.
– Знаю, - улыбнулся снизу я ей в ответ.
– Тиона, - протянула она мне свою лапищу.
– Эдик, - протянул я свою небольшую по сравнению с ее руку.
Пара ничего не значащих фраз, и мы поднялись ко мне в номер. Улыбаясь и глядя на меня, Тиона стала раздеваться. Слегка растерявшись, я стал медленно стягивать с себя одежду - никогда еще не был с такой решительной великаншей. Когда вскарабкался на нее, как на елку, макушка моя, как и предполагал, оказалась на уровне ее совсем небольших грудей. Баскетболистка оказалась на удивление нежной, и минут через десять все было кончено. Уходя, она поцеловала в щеку: