Дневник лабуха длиною в жизнь
Шрифт:
Друзья
Несколько лет назад Марику Срибному, когда он работал на заводе "Автопогрузчик" инженером, отказали в секретном допуске. Он очень расстроился. На этом заводе он когда-то еще шестнадцатилетним пацаном был учеником слесаря. Окончив Политехнический, он остался инженером на заводе. Был башковитым. Директор завода назначил Марика на должность заместителя директора по хозяйственной части, с окладом, превышающим зарплату инженера в три раза, и огромными личными возможностями, которые он почти не использовал. В приемной его кабинета ожидали председатели колхозов, военные высокого чина и все те, кому необходимы были запчасти для всякого
В то время Срибный попивал и очень скучал по своему сынишке. Я часто бывал у Марика. Много чего рассказывал о себе, но сильно не нагружал, понимая, что ему и самому хватает. Свободного времени у меня было достаточно, все самодеятельности были дневными халтурами. Танцы играли три раза в неделю, работа у жены вечерняя, Виталика практически растили родители. Четыре свободных вечера в неделю - совсем неплохо.
Робик Миносян, после окончания института работавший в каком-то "секретном ящике", уже был начальником проекта. После того как он ушел из дому, он стал чаще прикладываться к бутылочке. Выглядел он неважно, похудел и осунулся. Как-то сидели у него, я рассматривал рога на стене. Выпив остатки коньяка, Робик многозначительно посмотрел на рога и угрюмо промолвил:
– С твоими и моими рогами мы уже можем открывать небольшой пантокриновый заводик!
Оба криво улыбнулись. У Наташи уже месяц как закончилась ее новая любовь, и она хотела бы начать с Робиком все сначала, но тот был неумолим. Вмешалась его мама психиатр. Робик всегда немного побаивался маманю, но очень ее уважал: одна, без мужа, вырастила его и всячески помогала, но бывала к нему и чересчур требовательной. Мама желала возвращения сына в семью - к жене, ребенку, и уже не убеждала - требовала вернуться. На возражения Робика, что не он был инициатором разрыва, мать говорила, что каждый человек имеет право на ошибку, и если человек искренне сожалеет о содеянном, раскаивается и просит простить - надо дать шанс. Особенно если это нужно для сохранения семьи! Робик дал себя уговорить. Я был рад увидеть его через некоторое время в добром здравии и как всегда элегантным и любезным.
Белла, жена Вовы Боярского, постоянно приходила к нам на танцы, не для того, чтобы потанцевать, а просто всегда хотела быть рядом - так, на всякий случай. Заодно она знала, что в этом лабушском котле варится - кто с кем встречается, кто кому изменяет, а кто нет. Вовка молчал, видимо, ему это не мешало - Белла была верна, он пока что тоже.
Папин оркестр
Как-то вечером отец вернулся их магазина (стояние в очередях стало его второй профессией).
– О, сынок!
– с порога начал папа.
– Рад, что я тебя застал!
– Что-то случилось?
– Ты должен нас выручить!
– Кого нас?
– Наш оркестр в ресторане!
– заволновался отец.
– Ты понимаешь, вчера из всего состава я один на саксофоне заканчивал работу!
– возмущенно проговорил он.
– Что значит один?
– уставился я на него.
– Один значит один!
– горячился папа, наливая себе воды в стакан.
– Первым выбыл из строя басист, который уснул на стуле, вытянув свои длинные ноги. За ним последовал органист, он вообще играл на выключенном инструменте, осталось два саксофона и барабан!
– он отхлебнул воды и продолжил: - Ромка Казак (саксофон-тенор), сходил вроде бы в верзошник (туалет), а когда вернулся - играть уже не мог! Это еще не все, - заводился обычно сдержанный папа, - Юзек (барабанщик, с которым отец подружился по приезду
– возмущался отец.
– И ты знаешь, - вдруг улыбнулся он, - двое танцевали!
– Где же был администратор?!
– Где, где! Спал, закирянный, у себя в кабинете!
– Папа ты хочешь, чтобы я сегодня поиграл с вами?
– Да, сынок. Яшка Финкельштейн (органист), скорее всего, на работу не выйдет, возьмет больничный, а с тобой мы всегда справимся, даже если они все напьются. Ну что? Выручишь?
– с надеждой посмотрел он на меня.
– Да, конечно! Я могу сегодня и завтра, если надо будет.
– Хорошо, хорошо, сынок, я рад, что ты придешь!
Лабухи частенько пьют, но чтобы так?! Бедный папа!
Мне нравилось играть с отцом. Хороший музыкант, у него всегда можно было подхватить что-нибудь новенькое. Поиграл с ними два вечера.
И снова Дом актера
На улице из-за сильного ветра было холодно, но сухо. Люди с авоськами, кутаясь в одежды, спешат по домам. Сегодня последний вечер уходящего года. Мы идем встречать 1970 год - снова в Дом актера. Не было у меня большого желания видеть свою флиртующую и выпившую жену, но поддался на уговоры Робика. Он сказал, что будет скучно без меня, и если человек настроен на веселье, то в первую очередь он должен веселить себя сам. А ведь он прав! И я настроился хорошо провести время.
За нашим большим столом собралась обычная компания: Юра Брилинский, Витя Коваленко с женой, два Богдана - Ступка и Козак, новый актер с женой и костюмерша Стася. Я выпил свою обычную порцию - две рюмки. Жена молодец, веселила себя сама и не забывала о других. Робик сидел рядом со Стасей, симпатичной, лет тридцати женщиной, и рассыпал комплименты вперемешку с шутками, демонстрируя духовное богатство и чувство юмора.
Я рассматривал молодого актера за нашим столом - причина, по которой Робик уходил из дому. "Знает ли жена этого молодого актера ту, что любила ее мужа? Отразилась ли как-то фригидность Наташи в ее отношениях к молодому любовнику?"
В этот праздничный вечер я почти не обращал внимания на то, с кем жена танцует, да и вообще где она. Робик танцевал только со Стасей. Раньше он не флиртовал бы так открыто. Стася жеманничала, смеялась заливистым писклявым голоском. Умная Наташа, понимая, что темпераментный Робик не может получить от нее необходимую ласку, спокойно относилась к его флиртам.
Зазвучала песня "Белым снегом замело, запуршило, занесло...", и я вот уже в третий раз пригласил танцевать симпатичную, примерно моих лет, жену того молодого актера - Орысю, стройную шатенку с короткой прической, с томным взглядом карих очей и влажными ладонями. Прижимая ее к себе в медленном танце чуть плотнее, чем прижимают незнакомую женщину, я почувствовал, что последующее зависит от меня. Договорились встретиться с ней через два дня.
Я присоединился к компании актеров-мужчин, в которой раздавался веселый смех. Ступка и Коваленко хорошо, по-актерски, рассказывали анекдоты. Подошел Робик и, наклонившись ко мне, предложил:
– Пойдем споем?
– С удовольствием!
– живо ответил я, и мы пошли в ночной театр.
Стася увязалась с нами. Робик вручил бутылку вахтеру, и мы спустились в оркестровую яму. Я поставил ноги на педали фисгармонии и начал расширенное вступление к романсу "Гори, гори, моя звезда". Стася примостилась рядом на стуле. Большой, пустой, ночной театр, звук фисгармонии проникает во все уголки зала, и когда вступил Робик, будто обволакивая все это большое, пустое помещение своим теплым баритоном, в душе возникли странные, но приятные чувства. Стася смотрела влюбленными глазами на Робика, долго и громко хлопала в ладошки, приговаривая высоким голоском: