Дневник метаморфа
Шрифт:
Чтобы прочувствовать ценность свободы, сперва надо её потерять. Зато по обретению — как горло спиртом обожжёт и не будет яства слаще. Алексею казалось, что свобода особо полнокровна именно здесь, среди мхов и папоротников, сосен и секвой, бесконечная и сытая. Она ворвалась ему в грудь запахом смолы и прелой хвои, зудом гнуса и птичьим пением, щекотала лицо дождевыми каплями и лапками случайной букашки, и он не собирался отпускать эту свободу в самом зените.
Но пьеса пошла по драматическому сценарию изначально и сворачивать с него не собиралась. Он как раз укладывал майорскую рацию в
Сан Саныч стоял с майорским огнестрелом в руке и целился ему в грудь.
— Ты с дуба рухнул? — спросил Шульга насмешливо. — Хочешь в главари?
— Я ухожу, — просто сказал Саныч.
— И куда ты пойдёшь, чудила? — заговаривал зубы Шульга, размышляя, как действовать.
— Подальше отсюда.
Дядя Коля двинулся, и тут же грянул выстрел, разрывная пуля ушла в траву, под ноги вохровцу, и тот снова замер.
— Вторая пуля в того, кто шевельнётся, — сказал Саныч, пятясь, и не сводя с товарищей чёрного глазка, готового плюнуть смертью. — Ебал я в рот такие именины.
— Ты же сам погибнешь! — воскликнул Шульга.
— Я с приблудой, — Саныч кивнул на рюкзак, — не погибну. Я иду назад.
— А мы?
— С волками жить… — произнёс Саныч.
— По волчьи выть, — закончил Шульга и пожал плечами.
«Пиздоватая действительность, а ведь хотелось по хорошему, — думал он, мрачно глядя, как съябывает его надежда выйти в благодетели. — Но ведь не выходит по-хорошему с вами, как ни старайся…»
Он мог достать пистолет и сыграть в ковбойскую дуэль, стрелял Шульга давно, со всего подряд, и точно знал, что меток, но всё ещё надеялся, что Саныч опомнится и вернётся. Единственный из консервов, кто был ему симпатичен. Но этого не произошло — вскоре Саныч скрылся в гиблом лесу.
— Очень жаль, — сказал Шульга, и с пульта, оставшегося в его распоряжении, отключил приблуду.
Глава 19. Жуже
Баю-баюшки, бай-бай,
Спи, зверёнок, засыпай.
Придёт вкусный дурачок,
Сунет в пасть твою бочок.
Сунет в пасть твою бочок
И нажмёт на кадычок…
Баю, баю, не боюсь,
Зубки остренькие — кусь!
В бок я лапками упрусь -
Рёбрышко парное — хрусь!
Баю-баюшки, бай-бай,
Потихонечку глотай.
Не спеша грызи, зверёк,
Есть ещё окорочок.
Баю-баюшки, баю,
Дурачок уже в раю,
Потому что в твою пасть
Посчастливилось попасть.
А-а-а-у-у-у…
***
В колдовство, привороты и сглаз Женька не верил, зато верила его мама. Женьке казалось, что для человека с высшим образованием, пусть и лингвистическим, предрассудки такого рода неприличны, потому что на поверку у любой потусторонней и необъяснимой магической хрени находились простые и естественные причины, кроме, пожалуй, двух загадок.
Первая: как Наташа Сурикова могла сойтись с этим чмошником из фиксиков, то есть, инженеров технического отдела, а не с ним, Женькой, который весь из себя красавец и герой?! Мама считала, что это приворот, потому что лучше Жени парня не сыскать. Он фыркал и отмахивался — техники не по этим делам, в плане магии они способны разве что микросхему припаять да принтер заговорить. Однако это было очень странно. Соперник едва до плеча Женьке дотягивал ростом, носил толстые очки и был ебланом: другие фиксики выяснили, что он тырит домашнее хрючево из лотков в холодильнике,
Вторая: почему на их участке постоянно творится какая-то хрень, которой на чужих участках нет? Он пытался обсудить это с Жулем, но у того, как и в случае с первой загадкой, было неприятное объяснение. По мнению напарника хрень творилась там, где появлялся сам Женька, она была особенностью восприятия личной Женькиной реальности, отчего отображалась в общей действительности, подобно кипе у еврея-ортодокса, которую тот всегда несёт на себе и с собой, куда бы не пошёл.
— Просто измени точку зрения, — советовал француз. — Сбрось свою шапочку.
Горохового фиксика он подозревал в наличии огромного члена, а чтоб проверить и убедиться, в этом ли дело, предлагал заманить его в сауну. Гороха с собой наварить, чтоб точно пошёл. Оба варианта Женька с негодованием отверг.
— Где Жуже? — спросила диспетчер Юки, просунув голову в дверь комнаты рейнджеров. — Шефиня зовёт.
Женька пошёл с четким ощущением грядущей «шапочки», и ничуть не обманулся.
— Повезёте группу безопасников на биостанцию, — сказала Татьяна Игоревна. — Там что-то дикое. Четвёртый отдел сперва сотрудницу потерял, затем четверых рейнджеров, и только следующая группа нашла кучу тел в разной степени сохранности и вызвала подкрепление, потому — максимальная готовность.
— Опять… грибок? — спросил Женька.
— Повреждения для «грибка» нехарактерные, — ответила шефиня, сарказмом выделив грибок. — Этот объект представляет опасность для экосистемы и людей, он должен быть уничтожен.
Она включила и показала им видео, от которого Женька прихуел, да и Жуль, кажется, не меньше. В лесу и заповеднике они повидали всякое зверьё, только к вурдалаку их жизнь не готовила. Что ж, придётся подготовиться…
— Мальчики! — окликнула Татьяна Игоревна, и оба обернулись. — Вы уж там поосторожнее.
В отделе фиксиков, как назло, сидел один Гороховый вор, рылся в наручном компе и жевал фруктово-злаковые хлебцы.
— Где все? — спросил Женька.
— Вася на больничном, у Семёныча отгул, а где Толик с Махновским я не знаю, — буркнул Гороховый.
Женя замялся. Иметь с ним общих дел не хотелось, но время поджимало, и он быстренько расставил приоритеты.
— У тебя 5-д принтер свободен? — спросил он.
— А что? — осторожно спросил фиксик.
— Напечатай мне серебряную пулю! — выпалил Женька. — За магарыч, естественно, — добавил он.