Дневник Натальи
Шрифт:
— Нет, — сказал он спокойно, — но я думал, что вам самой хочется поговорить об этом.
— Я не очень люблю разговаривать с незнакомыми людьми на подобные темы.
— Понимаю вас, — кивнул он, — конечно, конечно. Но если вы не хотите о семье, давайте…
— Давайте не будем, — попросила я.
— Давайте, — согласился он, — я могу предложить вам попринимать кое-что… Но на один вопрос я все же попрошу вас ответить…
— Хорошо, — сказала я.
— Думаете ли вы о смерти, и если думаете — то кажется ли вам, что смерть была бы для вас…
Он на секунду запнулся, словно подыскивая слово.
— Выходом? —
— Ну, если хотите, то да, выходом.
И тут я поняла, что нельзя говорить правду — совсем нельзя!
— Нет, — сказала я, — никаких таких глупостей я не думаю. Никогда.
Он облегченно усмехнулся. Достал из кармашка рецепт, что-то на нем нацарапал, приоткрыл дверь в коридор, и тут же появились Нюра с Яном. Он протянул Яну рецепт, а Нюре сказал:
— Побеседовали мы с вашей матушкой. Ей нужна спокойная домашняя обстановка.
Она вспыхнула и разозлилась.
— Советую ей несколько дней побыть дома, не волноваться, не выезжать никуда и ни с кем посторонним не встречаться.
У меня было ощущение, что он чего-то недоговаривает, но вот — чего? Он пожал нам руки, нахмурился и быстро ушел. Вернулись домой на сиамце. Я прошла в свою комнату и сразу легла. Тролль завилял хвостом, но не поднялся мне навстречу. Что с ним? Нюра принесла мне таблетку и стакан воды. Ну уж дудки! Откуда я знаю, что это за таблетка? Все что угодно может быть! Нюра стояла надо мной в ожидании, брови сведены. Я положила таблетку под язык.
— Запей, — сказала она.
Я сделала вид, что глотнула. Она мне поверила и ушла. Кончаю записывать, голова.
4 июля . Боюсь, что мне что-то подмешивают в еду. Все время хочется спать. Вчера Нюра была целый день дома и сторожила меня. Сделала мне бутерброд и сварила манную кашу. Каша подгорела, готовить она не умеет. Я виновата — не научила. Я сказала, что хочу позвонить Адочке. Она сказала: «Звони», но осталась стоять в столовой, где у нас телефон.
Никому я не собиралась звонить! Какие теперь подруги, зачем и откуда? Пришлось сделать вид, что набираю, а там занято. И вдруг мне пришла в голову другая мысль. Я позвонила в мастерскую. Подошла женщина. Я знала почему-то, что подойдет эта женщина, хотя раньше Феликс терпеть не мог, чтобы посторонние торчали в мастерской. На всякий случай изменила голос, это я умею.
— Будьте добры Феликса Алексеевича, — сказала я.
— Он занят, — сказала она.
— Занят? — удивилась я.
Нюра подскочила и хотела нажать на рычаг, я не дала.
— Пожалуйста, передайте ему, что звонила жена, — сказала я уже своим голосом и бросила трубку.
— Зачем тебе отец? — прошипела Нюра. — Мало тебе нас с Яном?
— Когда-то, — сказала я, — мы с твоим отцом составили завещание. Я хочу внести в него кое-какие изменения.
Она странно посмотрела на меня. Поверила! Я, кажется, додумалась до чего-то стоящего! Это отличный ход! Деньги! Заманить Феликса деньгами! Добром все равно ничего не получится, можно только силой или хитростью. Или страхом. Сделаю все, что смогу. Вечером опять обманула Нюру с таблеткой. Выбросила в уборную, спустила воду. В девять она ушла, сказала, что ненадолго, и закрыла дверь на ключ. Я не могу выйти, моего ключа нигде нет. Терпи, Наталья, терпи!
Мне, кстати, вот что приходит в голову: для того чтобы добиваться своего, нужно быть хорошо одетой и хорошо выглядеть, а у меня ничего нет. Все сносилось. И сама вся — в морщинах. По телевизору недавно показали, что морщины можно убрать с помощью лазера. Это очень дорого, но есть места, где это делают. Если бы мне вернуть мою молодость и мое лицо! Денег нет, это страшно. И носить нечего. Пересмотрела свой гардероб — ужасно. Раньше я не обращала на это такого внимания. Почему сейчас? Неужели эта история со старухой Антониной и мальчишкой?
Ян пришел вечером, Нюры еще не было. Я лежала с Троллем у себя. Ян заглянул и спросил, где Нюра. Мне захотелось сказать ему что-то очень насмешливое, но я испугалась. Я боюсь их всех, и Нюру боюсь, которая меня заперла. Надо сделать вид, что я ничего не заметила, или высмеять ее. Терпи, Наталья.
5 июля. Феликс позвонил и спросил, что случилось. Значит, эта его дамочка ему передала. Я сказала, что решила продать дачу. Он почти взвизгнул. Нервишки, старенький уже!
— Как дачу? — удивился он. — Ты же не собиралась?
— Я передумала, — сказала я, — но если ты хочешь, ты можешь мне помочь в этом. И тогда я, конечно, отдам тебе часть денег. Процент отдам, как агенту.
— Наташа, — сказал он гневно, — я не ожидал от тебя… Это твоя дача и твои деньги! Но мне, конечно, было бы легче знать, что ты подстрахована, потому что тянуть две семьи…
О, мерзавец, мерзавец! Он говорит мне про две семьи! С каким удовольствием я убила бы его, если б могла! На кусочки бы разрезала!
— Да, — сказала я, — если бы у меня были эти деньги, я была бы подстрахована. Ты уже стар, Феликс, тебе трудно.
Он разозлился.
— Дело не в возрасте, — сказал он, — дело в обстоятельствах. Я не ворую и не торгую.
И тут я сказала то, что придумала.
— Феликс, — сказала я. — Дача принадлежала моему отцу. Его нет в живых, но это неважно. Мне будет уютнее (я так и сказала: «уютнее»!), если мы встретимся с тобой на его могиле, и я передам тебе все бумаги.
— Что за бред, — прошептал он. — При чем тут могила!
— При том, — сказала я. — Я уже давно чувствую, что мертвые мне ближе, чем живые. Мертвые меня не предают.
Почувствовала, как он испугался там, на том конце провода.
— Наташа, — сказал он, — все это так странно. Ты слышишь себя?
— Это мое право, — сказала я, — пусть тебе оно и покажется странным, но иначе я не согласна. Я буду знать, что отец присутствует при нашем разговоре, что я делаю этот шаг с его согласия… Ты ведь помнишь, как он любил дачу.
Я знала, что Феликс пойдет на любое условие, каким бы диким оно ему ни показалось! Он хочет, чтобы я продала дом и обеспечила себя! Он мечтает, чтобы у меня появились деньги и я оставила бы его в покое! Но это не все. Я знаю, что совесть его царапается, и ему стыдно, что он бросил меня на старости лет, больную и нищую, со старой собакой! А тут деньги, и я останусь с деньгами, и он поможет мне получить эти деньги, и можно будет спокойно наслаждаться семейным счастьем с молоденькой. («Две семьи»! Никогда не забуду!)