Дневник путешествия Ибрахим-бека
Шрифт:
— Да все одна праздность и бесстыдство! — сказал он. — Походи вот день-другой по городу, только и услышишь, что разговор об этом юноше. Часто по вечерам то там, то сям собираются люди, сидят за беседой вкруг свечи, и вся тема их беседы — достоинства этого паренька. Однако он сам никуда не ходит и сидит себе потихоньку дома.
— Дорогой дядюшка, — обратился я к нему снова, — мы — иностранцы и впервые приехали в ваш город. Скажите, что в этом городе достойно обозрения, куда можно пойти погулять?
— Сын мой, город весь таков, каким ты его сам видишь, — объяснил он. — А за городскими воротами есть цветущие зеленые сады, — вот это и есть прекрасные места для прогулок и развлечений. Весной, когда распускаются красные розы, окрестностям нашего города могут позавидовать сады Ирема [194] ,
194
Ирем — сад мифического тирана Шаддада. По преданию, Шаддад устроил его в «Счастливой Аравии», чтобы затмить небесный рай, но сам не успел войти в него, так как умер. В литературе Ирем служит символом рая, цветущего сада и т. п.
195
«... атаки войск бахмана и дея ...» — иносказательно: наступление зимы. Бахман и дей — названия зимних месяцев иранского календаря.
— А как пройти на чайный базар?
— Сейчас выйдите отсюда и сверните направо, увидите источник. Вот и идите вверх по его течению. Он кончается в армянском квартале. Те места тоже не лишены привлекательности.
На этом я прервал нить разговора со стариком-чулочником, а Юсиф Аму тем временем расплатился с ним за чулки. Мы пошли по указанному направлению.
Перед нами открылась большая улица, затем показалось кладбище, мы миновали его, читая молитву, и вступили на другую улицу. Я услышал, что говорят здесь по-армянски, и понял, что мы находимся в армянском квартале.
Пройдя еще немного, я заметил, что под крышей одного небольшого здания висит маленькая вывеска, где написано по-английски «Типография».
Увидев эту вывеску и прочтя название «Типография», я потонул в море радостного изумления. «Как? — подумал я. — Типография! Это невероятно!». Я зажмурился, затем протер глаза и снова открыл их. Действительно, это была типография, слава аллаху!
Я подошел поближе и, заметив возле дверей типографии какого-то армянина, спросил у него:
— Что здесь делают? Вместо ответа он спросил меня:
— Бумагу принесли?
Вижу, он спутал меня с кем-то другим. Отвечаю:
— Да, принес.
— Хозяин ушел и скоро вернется, но слуга его находится здесь. Я позову его, и он принесет ключ от двери.
Он ушел и вскоре вернулся с другим армянином, который тоже спросил у меня, принес ли я бумагу. Я ответил утвердительно. Потом выяснилось, что они приняли нас за купцов из Тебриза, которые должны были привезти им бумагу на продажу. В бумаге у них была большая нужда.
Как бы то ни было, двери типографии отворились, и мы вошли внутрь. Вижу, в одном углу сложены стопки переплетенных книг, в другом лежат непереплетенные.
Армянин, конечно, не мог подозревать, что мусульманин знает английский язык, поэтому я, взяв в руки несколько книг и притворившись несведущим в этом деле, просматривал их, вертя и так и этак. Я обнаружил, что в основном это были протестантские книги, направленные против религии вообще И особенно против чистого ислама, святое слово которого они осмелились толковать по своему неразумению, критикуя и другие мусульманские сочинения. Ясно, что цель таких книг — вводить людей в заблуждение. И хотя такими бессмысленными деяниями невозможно мусульман, наделенных божьей милостью, столкнуть с прямой стези чистого шариата, однако все равно непонятно, зачем иранское правительство допускает в свою страну эти еретические сочинения — источники порчи и зла? Зачем правительство, предавая интересы страны, дает полную свободу приехавшим из Америки и Англии мусульманам и христианам, а они засевают плевелами ереси чистую ниву сердец простого народа и,
Эта скорбь превзошла все мои прежние огорчения, в глазах у меня стало темно.
— Поскольку хозяин еще не пришел, а у нас есть другие дела, мы уходим, — сказал я.
Тотчас же один из армян, приблизившись ко мне, прошептал на ухо:
— Вот уже неделя, как типография стоит из-за отсутствия бумаги. Будь благоразумен, не продешеви! А после заключения сделки дашь мне за услугу один туман.
— Очень вам признателен, — ответил я, — обязательно дам.
С этими словами мы вышли на улицу и вернулись домой. Через некоторое время в нашу комнату вошел смотритель караван-сарая и, посмеиваясь, заявил:
— Господин, да будет над вами благословение, глаз-то у вас зоркий!
— Почему же зоркий? — не понял я.
— Вы думаете, я не видел, как под предлогом покупки носков вы просидели битый час возле лавки чулочника Мухаммада Касима Кербелаи, не отрывая взгляда от красоты Гулам Али-бека? Что же, это не позор. Мы ведь тоже «не лыком шиты»!
Увидев, что втолковать что-нибудь этому дурню невозможно, я вздохнул и подумал: «Поразительное дело, люди в здешних местах сплошь безумны. Куда ни пойдешь, только и разговоров, что об этом самом обыкновенном юноше. И у старого, и у молодого мысли заняты только пустяками, им неведом мир со всем сущим в нем. В науке жизни ничего не понимают и не знают того, что великий творец, господин величия, создал их, дабы они взаимно дополняли друг друга, и что природой установлено любить женщин, а не мужчин.
Не пойму одного: как эти безнравственные люди не стыдятся своих безобразных поступков и всякого, кто даже в мыслях не имеет подобного, бессовестным образом прикидывают на свою мерку?
Нет, пока не свалилась на меня еще какая-нибудь беда, надо бежать от этих потомков племени Лота, [196] дабы избежать «похмелья во чужом пиру».
Итак, мы снова увязали наши пожитки, на этот раз для путешествия в Тебриз.
Краткий вывод из путешествия в Урмию. Люди этого города заняты лишь своими делами и заботятся только о себе. Можно утверждать, что единственное их занятие — это бесцельное шатание и пустословие. Они ничего не знают, да и не хотят знать о создании торговых компаний, о единении в крупных делах, что привело бы к расширению сферы торговли и увеличению богатств нации.
Родине и любви к ней в их сознании нет места. Они подчиняются лишь голосу своих страстей и постоянно ищут повода для наслаждений и развлечений. Они ровно ничего не знают о современном положении, о запросах времени и начисто лишены тех радостей, которые даруют людям просвещение и культура — духовная пища людей.
Мертвы, хотя как будто и живые, Живут, но в сущности мертвы.196
Лот — по религиозному преданию мусульман, один из пророков, бывших до Мухаммада, друг и сподвижник Авраама. Он якобы жил и проповедовал в Сирии в одном из пяти городов, стертых с лица земли по воле аллаха за то, что их жители предавались постыдным порокам и разврату. На их стороне была и жена Лота, имя которой стало нарицательным для порочных людей.
Собираясь на следующий день отправиться в Тебриз, мы пошли нанять лошадей. Мукари, которого мы попросили, сказал:
— Вам придется подождать дня четыре, когда наберется десять-пятнадцать путешественников. Тогда и поедем.
Волей-неволей пришлось, оставив задаток, вернуться домой.
В условленный день пришел возница и привел двух лошадей; мы, запасшись всем необходимым в дорогу, собрали вещи и отбыли в сторону Тебриза.
Караван на всем протяжении нашего пути двигался очень медленно, поэтому мы провели в дороге восемь дней и лишь на девятый день достигли Тебриза. Во время путешествия не случилось ничего, достойного упоминания.