Дневник путешествия Ибрахим-бека

Марагаи Зайн ал-Абилин

Выманив у них такими уловками деньги, он, однако, и не думал выпускать толпу из своих когтей; теперь он вытащил с сотню каких-то бумажонок приятных расцветок; на них страшными каракулями были написаны молитвы.

Показав их народу, он сказал:

— Это — молитвы «Исми азам», [186] и незаконнорожденному запрещается на них смотреть. Пусть все незаконнорожденные уйдут, тогда законнорожденным я покажу эти бумаги.

Несчастные люди, до смерти боясь, что кого-нибудь из них сочтут незаконнорожденным, опасались даже отвернуться от дервиша.

186

«Исми

азам» — в переводе «Имя Великого». Так называются молитвы и заклинания именем аллаха, прочтение которых, по религиозным представлениям мусульман, может сделать человека невидимым.

Тут на середину круга вышел мальчик-дервиш и стал просить старика:

— Каландар, [187] все они истинные шииты, все угодны они пророку. Клянусь аллахом, тут нет ни лицемеров, ни мошенников. Покажите им эти «Исми азам», не лишайте людей счастья лицезреть их!

Тогда дервиш показал листочки собравшимся.

Издали мне было заметно, что форма этих листочков напоминает саблю Али.

— Цена каждого из этих драгоценнейших даров, — продолжал дервиш, — превыше всех сокровищ мира, но я продам их только по тысяче туманов.

187

Каландар — странствующий дервиш.

Его напарник возразил:

— Хаджи дервиш, это дорого! У этих людей нет таких средств, а ведь нужно, чтобы простой народ удостоился господней благодати.

Тогда дервиш начал понемногу спускать цену: с тысячи туманов до пятисот, с пятисот до ста, а со ста до одного тумана. Так, постепенно уменьшая цену, они установили ее в два медных шаи и расторговали все эти пестрые бумажонки.

Дервиш заверял, что всякий, купив эту молитву-индульгенцию, разом выполнит оставшиеся ему до конца его дней все религиозные обязанности и получит все то, что причитается совершившим хадж в Мекку и другие святые места. Что, кроме того, исполнятся все его желания, согласные с законом шариата, и что каждый дом, где будет храниться такая молитва, утром и вечером будут посещать ангелы. Если же положить молитву в саван усопшему, то она будет и в могиле охранять его от посягательств злых и темных сил.

Короче говоря, эти демоны в образе дервишей оторвали несчастных людей от дела и заставили два часа простоять под палящим солнцем, а к тому же еще выманили у них все наличные деньги.

Сердце мое сжималось от жалости к этому простодушному люду, и я подумал: «Во имя аллаха, что за странности! Или правители этой страны слепы и глухи, или же им и невдомек истинное назначение власти? Разве не прямая обязанность властей ограждать народ от насилия подобных демонов злого царства?».

Снова заныли мои старые раны, и я сказал Юсифу Аму:

— Ну, хватит! Я сыт по горло этой прогулкой, пойдем домой.

Мы вернулись на квартиру и, совершив намаз и отужинав, легли спать.

Поутру, встав, мы решили съездить в город Урмия и выехали верхом по направлению к берегу озера, носящего то же название.

Вдоль всей дороги тянулись виноградники и плодовые сады; деревни, попадавшиеся на пути, были большие и благоустроенные.

Вдруг у дороги я увидел большую толпу. Приблизившись, я разглядел, что это были солдаты.

Порасспросив, я узнал, что это марагинский отряд возвращается из Тебриза.

Погонщик нас предупредил:

— Ага, будет лучше нам проехать стороной; солдаты в погоне за табаком и спичками могут нас задержать. Если они приблизятся, не позволяйте им задерживать лошадей.

Солдаты

шли нестройно, без всякого порядка. Они взвалили по десять-двенадцать ружей на каждого осла, а сами шли налегке и то и дело налетали на встречные сады, рвали плоды и виноград и набивали ими мешки. Владельцы садов и сторожа смотрели на них, раскрыв глаза, и ни у кого не хватило смелости спросить, что же это такое?

Да, воистину:

Пусть лишь яблоко владыка съест у подданных в саду, Дерево с корнями вырвать злом гулямы не сочтут; Если царь отнимет силой незаконно пять яиц, Воины царя на вертел десять сотен кур наткнут. [188]

— Посмотрите на них, — сказал погонщик, — ведь это всё воры. Те из местных жителей, что склонны к воровству да грабежу, идут или в пехоту, или в артиллерию. Выпустят их, как теперь, из казарм, они и начинают воровать да мошенничать. А раз никто их не удерживает и не препятствует им, вот они и обирают преспокойно народ.

188

«Пусть лишь яблока владыка ... десять сотен кур наткнут» — четверостишие Саади (Саади. Гулистан. Пер. с перс. Р. Алиева. Пер. стихов А. Старостина. М., 1950, стр. 75).

Благополучно миновав это место, мы прибыли к вечеру на берег озера Урмия. У берега стоял так называемый «пароход», а попросту — большая весельная лодка, перевозившая с одного берега на другой разные грузы, зерно и овец. Было похоже, что этот «пароход» был выстроен лет пятьдесят-шестьдесят назад, еще при покойном Касим-мирзе, правителе Урмии, человеке просвещенном и энергичном, да так по сей день и перевозит грузы.

Посреди озера расположен остров; на нем этот покойный правитель возвел несколько зданий. Остров называется по-турецки «Ада». Кто знает, может быть, здесь есть месторождение каких-либо редких руд, но до сих пор никому и в голову не приходило разведать этот край. Ведь правительство Ирана не уде-ляет ни малейшего внимания тому, что могло бы возродить государство и нацию. Разве кто-нибудь потратит свое драгоценное время на то, чтобы рыть землю в поисках руды? Вот и мазандеранские леса, подобных которым, пожалуй, не сыщешь в мире, отданы по нерадению в руки иностранных хищников, а те их вырубают направо и налево. Никто и не подумает спасать это богом данное сокровище, так что уж говорить о руде, таящейся в недрах земли!

Итак, на закате солнца мы достигли острова. Лодочник высадил там отару овец, которую перевозил, затем наша лодка поплыла дальше, и мы, помолившись, легли спать. Проснувшись утром, мы увидели, что лодка уже пристала к берегу. Вдали, фарсангах в двух, виднелся город Урмия.

Мы поспешили сойти на берег и, наняв двух ослов, тронулись по направлению к городу. Часа через два мы достигли города и остановились в караван-сарае под названием «Гулшан». В тот день я уже не выходил на улицу.

После обеда Юсиф Аму сказал:

— Я пойду в баню.

— Иди, коли хочешь, — ответил я.

Он ушел, а я направился во двор караван-сарая. Перед комнатами, отведенными для путешественников, находился склад — там чистили желтый кишмиш и сабзу и складывали в коробки для отправки в Россию. Я немного посмотрел на это и заметил, что среди работников, наполнявших коробки, царит какое-то странное возбуждение; можно было подумать, что дело вот-вот дойдет до кулаков и оплеух.

Я прислушался внимательнее. Слышу, один говорит: