Дневник заштатной звезды
Шрифт:
– Отличная работа, – бросил Макс и повесил трубку.
Вы даже представить себе не можете, как много значили для меня эти два слова. Я сглотнул, изо всех сил сдерживая накатившие слезы. Чарли могла хоть целый день расхваливать меня на все лады, без конца повторяя, как прекрасно я держался, что лучшего репортера не сыскать на всем телевидении и что моя собственная телепередача в вечернем субботнем прайм-тайме – всего лишь вопрос времени. Но именно два коротких слова, брошенные Максом, придали жизни смысл. И не то чтобы слова Чарли ничего для меня не значили, – как раз наоборот. Просто я ждал,что Чарли так скажет. Но совсем не ожидал, что Макс Голински снизойдет до похвалы. «Отличная работа».
Остаток дня я провел перед телевизором, еще и еще раз проматывая свой кусок программы. Самое классное в прямом эфире на ТВ – это всплеск адреналина, который ты получаешь. Подлинная, натуральная эйфория, длящаяся часами. Чувство восторженного ликования, которое, как тебе кажется, не закончится никогда. Я слышал, что работа в прямом эфире затягивает, как наркотик Ведущие испытывают настоящую ломку, жаждя очередной дозы. И эта доза непременно должна быть «живой» –
Видимо, поэтому некоторые и заканчивают свои дни на телеаукционах.
13 мая
Дома кончился хлеб, и без похода в магазин было никак не обойтись. В последнее время у меня вошло в привычку, прежде чем выйти из квартиры, выглядывать в щелку между шторами: убедиться, что горизонт чист и Мими поблизости нет. Ничего подозрительного я не увидел, так что спокойно покинул квартиру и пересек улицу, направляясь к «Ринго». Я как раз вставлял ключ в замок, когда заметил приближавшуюся Мими.
Внезапно я словно попал в кино: в триллер, где главного героя преследует безжалостная психопатка.
ИЗОБРАЖЕНИЕ ПОСТЕПЕННО ВОЗНИКАЕТ ИЗ ТЕМНОТЫ: НАТУРА – УЛИЦА В ЛОНДОНЕ – НАЧАЛО ВЕЧЕРА – ОБЩИЙ ПЛАН
По обе стороны улицы – деревья и припаркованные автомобили. Камера постепенно наезжает на САЙМОНА, который выходит из подъезда и легкой походкой движется к своему ЯРКО-КРАСНОМУ «ФЕРРАРИ». Ему двадцать четыре года, он красив, статен и хорошо сложен (как молодой РОБЕРТ РЕДФОРД). Он вставляет ключ в замок дверцы машины – и в этот момент слышит какой-то ЗВУК. Он поворачивается. По его реакции ясно: увиденное ему не нравится.
САЙМОН. Черт.
Теперь мы видим, на что он смотрит. Это ПСИХОПАТКА на противоположном конце улицы. Ей слегка за сорок, и выглядит она так, словно не спала месяц.
ПЕРЕХОД КАДРА: КРУПНЫЙ ПЛАН – ПСИХОПАТКА. Она кричит.
ПСИХОПАТКА. Саймон!
Бежит к САЙМОНУ.
ПЕРЕХОД КАДРА: КРУПНЫЙ ПЛАН – САЙМОН. Он выглядит потрясающе, но в пронзительном взгляде его голубых глаз чувствуется страх.
САЙМОН. Черт!
КРУПНЫЙ ПЛАН – САЙМОН возится с ключами от машины.
ОБЩИЙ ПЛАН – ПСИХОПАТКА несется вниз по улице.
САЙМОН открывает дверцу машины и садится. На лице его проступает пот (при этом он не теряет хладнокровия).
КРУПНЫЙ ПЛАН – ПСИХОПАТКА. Она продолжает бежать с выражением маниакальной решимости на лице.
ОЧЕНЬ КРУПНЫЙ ПЛАН – ключ, вставляемый в замок зажигания. САЙМОН пытается завести машину. Безуспешно.
Теперь мы видим ПСИХОПАТКУ гораздо ближе. Непреклонную в своем стремлении, как Т-1000 в «Терминаторе-3».
САЙМОН снова пытается завести машину. Опять безуспешно.
Мы видим ПСИХОПАТКУ. Она все ближе.
В кадре снова САЙМОН. Он знает, что ситуация чревата опасностью, но ему по-прежнему удается выглядеть сексуально. Он говорит сквозь стиснутые зубы.
САЙМОН. Ну же… давай… заводись.
Он в панике. Он смотрит в зеркало заднего вида, где мы видим ПСИХОПАТКУ во весь рост. Она вот-вот достигнет машины. Он пытается завести двигатель еще раз – с тем же успехом.
ТИШИНА.
Единственное, что мы слышим, – это тяжелое дыхание САЙМОНА.
Он смотрит в зеркало заднего вида. Ее нет.
Он проверяет боковое зеркало. Никого.
Он смотрит через плечо, в заднее стекло.
ПСИХОПАТКА исчезла.
Он еще раз проверяет зеркало заднего вида, но на этот раз мы видим в нем отражение лица САЙМОНА. Мы отмечаем удивительно привлекательные, словно точеные черты. Видим, как он постепенно успокаивается, осознавая – она ушла и он в безопасности. После случившегося он сидит взмокший от пота и вконец обессиленный. Закрывает глаза, открывает окно и испускает долгий вздох облегчения.
Он открывает глаза.
Внезапно в открытом окне возникает ПСИХОПАТКА. Она тянет к нему руки. Она кричит.
Мы видим классический хичкоковский «наезд – общий план» на лицо САЙМОНА.
САЙМОН. Не-е-е-ет!
В отчаянии он пытается завести машину еще один, последний раз. Двигатель оживает, взрываясь хриплым ревом. САЙМОН втыкает первую передачу, обрушивает ногу на педаль газа и резко отпускает сцепление, из-за чего колеса срываются с места с пробуксовкой.
ПСИХОПАТКА. Саймон, нам надо поговорить.
ПСИХОПАТКА по пояс внутри машины. Машина набирает скорость, и ей приходится бежать в таком положении, чтобы не упасть. Она обхватывает САЙМОНА за шею, отчаянно пытаясь удержаться.
САЙМОН. Пусти меня, ты, полоумная!
ПСИХОПАТКА. Но я должна тебе что-то сказать…
САЙМОН
ПЕРЕХОД КАДРА: ВИД ГЛАЗАМИ САЙМОНА.
Резкий поворот машины вынуждает ПСИХОПАТКУ расцепить руки. Она исчезает из машины, но по инерции продолжает бежать дальше. САЙМОН бросает взгляд через плечо, успевая заметить ПСИХОПАТКУ, растянувшуюся в зарослях кустов рододендрона. По мере того как машина удаляется, ПСИХОПАТКА успевает подняться и что-то крикнуть вслед САЙМОНУ. Ее слова едва различимы, но похожи на что-то вроде: «Мы еще встретимся!»
ИНТЕРЬЕР – МАШИНА.
САЙМОН (говорит самому себе, пародируя американский акцент).Можешь мечтать сколько угодно, милочка, но до меня тебе не добраться.
САЙМОН ухмыляется, отщелкивает крышку бардачка, достает компакт-диск и вставляет в магнитолу. Он гордится своим безупречным музыкальным вкусом, а именно этот альбом всегда был и остается его самым любимым: «СТАТУС-КВО: ЛУЧШИЕ ХИТЫ».
Он находит «трек 4» и мягко нажимает на кнопку воспроизведения. Звучит буги «Рок по всему свету». САЙМОН поправляет зеркало и смотрит на свое отражение еще один, последний раз. Он озорно улыбается и нахально подмигивает. Он – герой, победитель несправедливости и порока, храбрый воин, сражающийся с силами зла. Он проводит рукой по волосам, переходит на вторую передачу и уносится в темноту лондонской ночи.
МУЗЫКА НАРАСТАЕТ.
ЗАТЕМНЕНИЕ.
Я купил буханку хлеба в супермаркете, но был еще слишком напуган, чтобы возвращаться в квартиру. Мими могла притаиться где-нибудь в засаде, и я решил немного покататься по городу и заодно проветриться. Катался я два часа. Правда, за это время проехал всего три мили, но что вы хотите от лондонского движения? Когда я наконец вернулся домой, Мими уже не было. Я сразу отправился в постель, но заснуть так и не смог.
Почему она не хочет оставить меня в покое?
Неужели не видит, что меня не только не интересуют отношения с ней, но я еще и до смерти боюсь ее?
11 мая
– Шоу-бизнес – это как ванна: иногда горячая, иногда холодная.
Это Макс.
Он позвонил ни свет ни заря, и я сразу понял, что у него для меня хорошие новости. Иначе на телефоне была бы Жуткая Бабс. Но прежде чем выложить карты на стол, Максу, как всегда, нужно было помучить меня своей псевдо-шоу-бизнесовской болтологией.
– Когда ванна горячая, – продолжал он, – телефон звонит беспрерывно, все идет как по маслу и ничто не может тебе помешать. Ну а когда холодная… никто тебя за это не арестует.
Он, по своему обыкновению, запутался в метафорах, но я его понял:
– Горячая и холодная, как воды реки Замбези.
Он явно терял нить разговора.
– А знаешь, какой ты, Саймон?
– Нет, Макс.
– Ты прохладный.
– Спасибо, Макс.
А я еще думал, он собирается сообщить мне хорошую новость.
– Точнее, был прохладным. Но теперь приближаешься к тепловатому.
– Вообще-то, с технической точки зрения прохладный и тепловатый – одно и то же. По крайней мере, я так думаю.
– Ты мне тут умника из себя не строй, ты, гройс махер. [30] Я всего лишь пытаюсь сообщить тебе хорошую новость.
– Прости, Макс.
– Давай начистоту. Все последние пять лет ты не был ни горячим, ни холодным. Ты всегда был где-то посередке. Ни то ни сё. Как я и сказал «тепловатый».
30
Большой деляга (идиш).
Я не стал уточнять, что вообще-то он он сказал «прохладный».
– Ты никогда не был леденяще холодным, но и пылать мир ТВ тоже не заставил. Я прав:
– Да, Макс.
Я начал уставать от его температурных аналогий и молча молился, чтобы он поскорее перешел к причине своего звонка.
– Ну вот. А теперь, дружище,ты, похоже, начинаешь разогреваться.
Мой пульс участился. За все пять лет Макс ни разу не назвал меня «дружище».Я еще не успел привыкнуть к тому, что я «Саймон», но «дружище»?Это было настоящим проявлением симпатии. Лишь однажды мне довелось слышать, чтобы Макс обращался так к другому человеку, и этим другим был не кто иной, как сам Мик Макговалл – строитель, ставший телеведущим популярного шоу «Макговалл-землекоп», передачи из цикла «Сделай сам». Землекоп принес Максу целое состояние.
– Мне звонили с Би-би-си. Они хотят попробовать тебя в «пилоте».
На миг я почувствовал легкий укол разочарования. Первой же мыслью было: «Только не еще один "пилот"». «Пилот» – это когда продюсерская компания пробует то или иное шоу, желая посмотреть, годится ли оно вообще, прежде чем всемогущие редакторы дадут «добро» на выпуск цикла. Беда в том, что «пилотов» штампуют тысячами, но большинству из них так и не суждено увидеть свет. Особенно тем, где пробуюсь я.
«Попытай счастья», «Вытащи карту», «Напряги мозги!», «Канительщики», «Суд идет», «На финишной прямой», «Кое-как», «Лихачи», «На последних секундах», «Лживость», «Проницательность», «Травести», «Дихотомия!», «Простофили», «Хочу быть знаменитым!», «А ведь мог бы», «Леска, грузило, крючок» и, наконец, «Эволюция: история человечества»… Все это великие шоу, для которых я делал «пилоты», но которые по какой-то необъяснимой причине так и не вышли в эфир. За единственным исключением. «Эволюция: история человечества». Проблема в том, что, когда решение снять цикл было все же принято, место ведущего почему-то отдали профессору Роберту Уинстону. Нет, лично против профессора я ничего не имею, но я, по крайней мере, старался вдохнуть хоть немного юмора в то, что иначе было бы довольно скучным предметом. Уинстон же этого так и не сделал.