Дневник Жеребцовой Полины (часть вторая, Чечня, 1999-2002гг.)
Шрифт:
Проснулась в холодном поту.
А это мой второй сон:
Мне приснился Аладдин. Он был с длинными волосами и серьгой в одном ухе.
Во сне он вытащил из кармана бинт, улыбнулся и связал мне руки за спиной туго — туго.
Потом завязал рот, так что я не могла вымолвить ни слова.
И сказал:
— Все! Теперь ты моя пленница!
Продолжаю.
Мама сбесилась. Пожелала мне смерти…
У нее совсем сдали нервы. Это уже душевная
Какой ужас!
Алик пришел. Надеется, что все же сумеет понравиться мне.
Жаль его, конечно.
Твердит, что по-чеченским законом мы сочтемся законным браком, так как я уже в «семейном возрасте» — 15 лет!
Многие мои одноклассницы 13 и 14 лет еще до войны вышли замуж.
Одна из них уже ждала осенью ребенка! Я видела ее с огромным животом и тяжелыми сумками в районе рынка, а муж старше ее лет на двадцать, покуривая сигарету, вальяжно шел впереди…
Но я знаю, что счастливой не буду. Не смогу.
Потому что я в какой-то степени умерла… Алик хороший. Но это — не моя судьба…
Конечно, можно согласиться, чтобы уйти от мамы — «Злючки — Колючки».
Но, чужая любовь, если ей нет ответа, быстро надоест и оставит, лишь силу безысходности. А он не из тех людей, кто долгое время может оставаться просто другом.
Патошка
2 апреля 2000 г
Все дни я болела. Приходил Алик. Помогал по хозяйству.
Алик поправил нашу входную дверь, чтобы она закрывалась.
Часть полов в углу коридора упала в подвал.
Дверные рамы лопнули. Раньше, когда мы выходили из дома, нам выбивали замок. Это было несколько раз! А ключи от двери в квартиру мы потеряли.
Теперь мы открываем свою дверь вилкой, точнее, ее ручкой или узким ножиком.
Едим траву и дергаем чеснок в брошенных садах. Денег совсем нет.
Будур
13 апреля 2000 г
Алик резко перестал к нам заходить. Мало же у него терпения и воли!
У меня болит горло — ангина. Я не могу кушать.
Вчера мы принесли себе кошку. Мама зовет ее Алиса, а я Лохнес.
Кошечка молодая, меньше года. Переливается всеми оттенками цветов: оранжевого и желтого. Дикий, совершенно не прирученный зверь.
Дядя Валера из среднего подъезда вчера сходил в заброшенные сады, не побоявшись мин и растяжек. Всем женщинам двора принес цветы. И мне. Мой букет — нарциссы и гиацинты.
Сказал: «Для юной леди!» — и сразу ушел. Ходим с мамой за гуманитарной кашей. Это очень далеко, район «Катаямы».
— Мне принеси поесть, я голоден!
– И мне!
Очереди при раздаче огромные. Стоим, вернее, сидим где-то рядом по 3–4 часа.
А возле окошка, где дают еду, — давка. Многим людям становится плохо.
Те граждане, что питались нормально в беженцах, физически сильнее. Они более наглые и лезут без очереди.
Туда и назад мы идем с остановками, с отдыхом. Но обмороков, как случались у меня раньше, нет. Я сегодня в платке, что подарила маме Аза.
Стало прохладно, надо беречься. Я кашляю.
Алик не разговаривает. Кивнет нам издалека, и все. В чем дело?
Мы не ссорились.
— Опустился до веселой компании, где все можно. Выпивает! — сообщили все знающие соседки из дома напротив.
Эти дни я много думаю о себе. Какая я? Прежде мне казалось, что я эрудированная в соответствии своему возрасту. Красивая.
Сколько у меня было в школе симпатий! Соперничества, ссоры, «разборки». Однако никогда не было настоящей, серьезной привязанности.
Я перечитываю свой «осенний», прошлогодний дневник.
Вспоминаю наши отношения с Аладдином.
Познакомились на рынке. Я торговала, а он купил расческу, не взял сдачи.
Потом, один раз, подошел с Даудом, сыном Кусум. Шутил.
Подарил мне маленькую голубую книжицу.
Мы долго не виделись.
Когда прилетела на рынок ракета, неся боль и смерть, он спасал раненых. Случайно в подъезде обнаружил меня. Отнес в аптеку, на перевязку. Содействовал отправке домой.
Потом исчез. Несколько дней мы ничего не знали друг о друге.
Неожиданно он сам пришел к нам домой! Не один, а с матерью товарища. Что выглядело тактично. Он жалел меня, как свою младшую сестренку.
Будут ли еще подобные, трогательные отношения в моей жизни?!
Я как-то поняла: подобным ему — заботливым и чистым со мной не будет ни один мужчина. Наши отношения — это как сказка. Восточная сказка, где короткое счастье и обязательное вмешательство злых черных сил.
Я знаю, когда начало прекрасно и светло — надежд на будущее нет! Знаю!
В моем сердце наша встреча останется замечательной, счастливой болью на всю мою оставшуюся жизнь.
Я всегда буду вспоминать его. Даже в старости, если она наступит.
Ну, кто же еще будет способен восемь автобусных остановок бежать под бомбежкой?! Нести для меня «кирпичик» черного хлеба.