Дневник Жеребцовой Полины (часть вторая, Чечня, 1999-2002гг.)
Шрифт:
Мансур зашел к нам! Все о себе рассказал. Он болеет после ранения. Пять месяцев жил в чеченском доме. Пытались лечить. Его матери сообщили, где он. Но она длительное время не хотела забирать сына. Там, в горном селе, за ним трогательно ухаживала молоденькая девушка тринадцати лет, приносила еду. Случилась любовь…
И вот теперь, совсем не вовремя, появились его родные! Увезли из дома, ставшего дорогим…
Мы дали Мансуру облепиховое масло. Обещали у знакомой купить еще. Специально для него. При помощи такого масла
Мансур спросил, как Аладдин?
Я честно все рассказала, как другу. Все как есть!
Мансур сообщил, что нашелся их отец.
Очень скоро вся семья сбежит из республики в Россию, на север.
— Я в другом месте не смогу прижиться — признался он. — Я не выдержу!
— Привыкнешь! — пообещала я. — Все забудется, как кошмар!
Но, я думаю, нам всегда будет жаль этих прошедших дней.
Здесь прожиты самые трудные и самые лучшие мгновения нашей жизни!
Мы долго сидели молча. Потом Мансур попросил меня не забывать его.
Молиться за него.
— Моя душа всегда будет на этой земле! А тело — где придется… — пояснил он.
Мы оба старались не смотреть друг другу в глаза. Мы ничего не скрывали…
Просто избегали пристальных взглядов. И он и я.
В ночь на сегодня мне снился странный сон.
«Мой» Аладдин и его старший брат…
На самом деле я никогда не знала его брата. Брат Аладдина погиб в конце сентября прошлого — 1999 года в Дагестане. До моего ранения, до нашего знакомства и дружбы.
Но я сразу поняла: это его брат!..
Брат Аладдина протянул мне две записки и сказал:
— Прочти! Он не тот, кем ты его представляешь…
Странно! Обе они были написаны мелким почерком, бледно — зеленой тушью, и являлись как бы тайными записями самого Аладдина…
— Это то, о чем умолчала его Душа, — пояснил его брат.
Мой месячный доход составляет 2100 долларов, иногда больше.
За работу с людьми…
За выполнение особых поручений…
За — «уборку»…
За — погибшего брата…
За — пребывание в полевых условиях…
…Я не хотел полюбить тебя. Я не должен был…
Но влюбился! Не смог причинить тебе зло.
Я боялся вас (?) — тебя и твою маму.
Боялся тех перемен, что происходили со мной в вашем доме.
Во многих случаях это выражалось моими капризами и моей грубостью…
Я женился на той женщине, с которой мне удобно.
Я не люблю свою жену.
Но такой брак был необходим. Так нужно, даже по моей работе…
Проснулась. Записала эти тексты.
Я очень хорошо их помнила! А это большая редкость — четко помнить все, что снилось!
Случайно или нет, но тут, же мне попалась ручка, которая
Записки получились точно такие, как были в моем сне…
Я верю в чудеса мистики, поэтому сохраню обе.
Все это очень странно и неожиданно!
Царевна Будур
20 ноября 2000 г
Вчера мы попали под обстрел!
Ехали вечером в переполненной маршрутке, возвращаясь с рынка.
Как обычно, попросили остановить водителя на нашей остановке — «Нефтянке».
Машина остановилась, и тут прогремел взрыв! Перед маршруткой в 15 метрах от нас взорвался фугас. БТР и бортовая машина с солдатами пострадали. Военные стали стрелять в темноту без разбора. Кричать матерные ругательства. Ехали они по трассе навстречу нам. Не по своей полосе. Едва не столкнулись с нашей маршруткой.
Однако мы и пассажиры испугались совсем не фугаса! А того, что за этим последует…
Солдаты непредсказуемы и безумно злы в такие моменты. Мы выскочили из маршрутки… Куда бежать? Темно! Разрушенный взрывом пятиэтажный дом.
Груды плит, щебень. Косо завалившаяся, словно обваливающаяся на тебя, бетонная крыша автобусной остановки. Все люди бросились прятаться за нее, легли на землю.
Военные продолжали стрелять из пулемета и автоматов по деревьям и домам.
Один парень-чеченец выскочил из маршрутки на костылях. Растерялся.
Говорит:
— Что мне делать? Я не могу лечь!
Моя мама кричит:
— Бросай костыли и падай!
Он упал…
Женщина, знакомая тетки Кусум, лежала около меня. Я закричала от страха, так что уши заложило, а она уговаривала меня: «Потерпи, патроны у них скоро кончатся!»
Я видела: какие-то дети прятались со своей матерью между бетонными плитами взорванной пятиэтажки… Они кричали и плакали, что в сумках, оставленных ими в машине, — печенье!
Плохо соображали. Приподнимались, чтобы разглядеть: целы ли сумки.
Мать в ужасе сбивала своих детей с ног тумаками.
Постепенно стрельба прекратилась. Пассажиры поспешили на четвереньках забраться в маршрутное такси. Моментально отъехали. Я и мама остались одни. Тележка товара. Темнота. Пустырь. Военные.
Я не поняла, как мы перебежали через дорогу на свою сторону?!
Помню: мы, задыхаясь, мчались по пустырю в гору, через железнодорожное полотно и сады-огороды! А военные за нашей спиной хладнокровно совещались, (мы слышали!), пристрелить нас или нет? Но, видимо, пожалели! Русская речь и наш явный испуг на этот раз выручили нас.
Прибежав, живыми домой, мы стали рассказывать людям о своем «приключении». Соседи высыпали нам навстречу — они тоже отчетливо слышали стрельбу.
Соседка со второго этажа Нура сразу сказала: