Дни гнева, дни любви
Шрифт:
Они обступили меня полукругом, громко и наперебой благодарили, целовали мне руки и подол платья. Я была очень смущена.
– Ну довольно, довольно! – воскликнула я, вырываясь. – Пусть Франсина придет сегодня вечером в Сент-Элуа… Ей найдется там работа.
Покинув жилище лесника, мы больше никуда не сворачивали, держа курс на запад. Узкая дорога петляла среди солончаков, поросших по краям высоким донником; когда лес стал совсем редким, перед нами открылось поместье.
Это была усадьба Крессэ. Сейчас старый замок – обветшалый, осевший – производил жуткое впечатление. Как я могла не замечать
– Просто воплощение средневековья, – вдруг отозвался Кристиан. – Удивительное место. Вероятно, герои романов Уолпола и мадам Радклиф обитали именно в таких замках.
Я промолчала, в душе полностью согласная с ним. Мне даже казалось странным, что кто-то, как я знала, купил это сумрачное поместье с торгов.
В Сент-Элуа мы ехали молча. Я не проронила ни единого слова, думая о том, что было бы неплохо, если бы Шарль, этот малыш, настоящий наследник виконта, получил замок назад. Как хотелось бы купить Крессэ! Я даже чувствовала себя слегка обязанной сделать это. Но наше финансовое положение было просто плачевно. Паулино говорил, что к концу года мы не соберем и ста пятидесяти тысяч – и это после миллионного годового дохода, к которому я привыкла. А еще налоги, а еще долги другим банкирам. Долги-то, в отличие от доходов, не уменьшаются. Марию Антуанетту просить мне будет стыдно. Она и так мне много дала. А если попросить отца, он наверняка откажет. Ограничится тем, что скажет: приезжайте в Вену, там у вас будет все.
Во дворе Сент-Элуа меня ждали Жанно, Шарло и Аврора. Дети полукругом обступили меня, щебетали, как птички, рассказывая о путешествии в карете и своих новых друзьях. Я заметила, что даже смуглый Шарло уже почти не дичится. Он хорошо вырос за последние месяцы, но казался очень неуклюжим, как медвежонок. По моим соображениям, ему было лет семь, не больше.
– Слушаются ли они вас, мадемуазель Валери? – спросила я у гувернантки. – Может, вам нужна помощь? Справиться с тремя детьми трудно.
– Нет, мадам, – заявила она сдержанно, – я вполне справляюсь со своими обязанностями.
– И все же сегодня вы получите помощницу. Вечером в замок придет некая Франсина Коттро; она еще почти девочка, но вы быстро ее всему научите. И у вас будет больше свободного времени.
Жанно, заметив, что я приехала с Кристианом, бросился сперва не ко мне, а к нему.
– Сударь, нет ли у вас еще одного щенка? – спросил он, обращаясь к графу, и такая надежда, такое желание звучали в его голосе, что он готов был умолять о новом подарке.
– Щенка, к сожалению, нет. Но если завтра мы отправимся в деревню, то, пожалуй, выберем очень милого козленка.
– А что это такое?
– То же самое, что и щенок, только лучше, малыш. Я привлекла к себе Жанно и улыбнулась.
Окутанный туманом Ванн быстро остался позади, в низине. Мы шли к морю через грустную
– Здесь мрачно, – заметил Кристиан.
– Так мрачно, что вас не забавляет даже наш маскарад? Мы оба еще раз оглядели нашу одежду и улыбнулись. Для изысканного и элегантного Кристиана нарядиться в серый сюртук и бутылочного цвета шляпу было истинным мучением. Да и меня скромное платье и легкий чепец делали неприметной. Мы выглядели как мелкие буржуа. Впрочем, в этом и была вся соль нашего замысла. Отправиться путешествовать пешком по прибрежной Бретани и, разумеется, делать это инкогнито.
– Смотрите, – сказала я, – впереди Морбиган. Морбиган, внутреннее море перед ваннской гаванью, казался рябым, как лицо человека после оспы, от бесчисленного множества крошечных островков, рассеянных между волнами. Легкий, причудливый туман, окутывающий их, вырастал в странные фигуры. Точно белые призраки колыхались над волнами… Я невольно сжала руку Кристиана.
– Это, вероятно, острова друидов, – произнес он.
– Ах да… Вы знаете, кто такие друиды?
– Приблизительно.
– Это жрецы древних кельтов, что когда-то жили здесь. Они уплыли на запад. Видите те холмы?
Он кивнул.
– Это священные холмы друидов.
– Почему священные?
– Потому что могильные. А дальше менгиры и долмены – культовые камни.
– Как печален ваш край, – сказал Кристиан. – Здесь только и есть очаровательного, что эти холмы, да и те оказались могильными. У меня такое впечатление, будто я попал в огромную гробницу.
Я промолчала. Так думали почти все, кто приезжал в Бретань. Для того чтобы полюбить ее, осознать ее прелесть, нужно было ее узнать, понять, видеть ее не только в дни ненастья, но и когда солнце смеется в серо-голубом бретонском небе. А здешние леса? Нигде в мире нет лесов краше.
Над морем клубился сырой туман. Мы пошли вдоль берега, стараясь держаться подальше от холодных волн. Рядом раскинулись одинокие фермы. Громко блеяли овцы.
В полдень перед нами предстали полуразвалившиеся стены монастыря Сусиньо. Холодом и мраком средневековья повеяло на нас от руин этого замка, воздвигнутого еще в XIII веке. Мы долго бродили между развалинами по тропинкам, среди зарослей лопуха и донника. Сыростью сочились стены. Все здесь напоминало о знаменитом коннетабле Артюре де Ришмоне, герцоге Бретонском, освободившем Францию от англичан.
Полуразбитая, сдавленная с двух сторон стенами лестница вела нас наверх, в башню. Среди камней монастыря еще торчал воткнутый в канделябр железный ржавый факел. Когда он погас – сто, двести лет назад?
Мы взобрались наверх, и холод пронзил меня. Странная панорама открылась перед нами. Только с крыши собора Нотр-Дам можно было бы наблюдать такое. Отсюда, из Сусиньо, была видна чуть ли не вся прибрежная Бретань – изумрудно-зеленая, фисташковая, заплаканная после дождя, окутанная туманами и мрачно мигающая темными глазами болот и черными пятнами лесов. В клубах пара виднелся морской мыс – огромный, далекий.