Дни мародёров

-Joy-

Он пел, держась белыми руками за микрофон, и пел так отрывисто и отчаянно, словно от этого зависела его жизнь, словно он стоял один в темной комнате, а вовсе не на яркой освещенной сцене...

И когда он дошел до припева, то оторвал одну руку от микрофона и скинул капюшон.

Хаос. Истерика. Восторг.

Ему дала начало Алиса Вуд — в тот момент, когда упал капюшон, она громко завизжала и закрыла рот ладонями, а затем толпа... она закричала, забилась, заволновалась единым телом и хлынула к сцене, как прибой, но тут же ударилась о защитный барьер из чар и окружила Вогтейла, облепила со всех сторон...

А он

продолжал петь так, будто ничего и не происходит, будто снова они все находятся на том страшном концерте в Каледонском лесу. И Вогтейл смотрел в глаза своей аудитории, улыбался ей, наклонялся над ней и протягивал к ней руки, так же, как тогда...

Сириус обернулся — только один человек не спешил пробиться вместе со всеми к сцене и потому сразу бросался в глаза.

Роксана стояла, прижимаясь к стене, и улыбалась, глядя на сцену так, будто Вогтейл пел лично для нее. И на секунду Сириусу и самому показалось, будто это так и есть, во всяком случае, за все то время, что Малфой училась здесь, он ни разу не видел на ее лице такой улыбки.

Ревность и ненависть схлестнулись в нем горячей волной и хлынули в голову.

А музыка все гремела.

Где-то в толпе паниковал Слизнорт, многие плакали, все кричали, вопили, орали, вытягивая руки, кто-то прокричал не своим голосом «Мирон жив!», и тогда толпа принялась скандировать это, словно болельщики на матче по квиддичу, а Вогтейл улыбался им, но не переставал петь...

Во время второго припева, когда и песня, и безумие в зале достигли своих высот, он взмахом руки распахнул высокое окно, у которого располагалась сцена, и ледяной осенний ветер хлынул в душный зал, встрепав на худом теле певца его странный балахон. Он пел, широко раскинув руки, так что можно было подумать, будто он летит, а когда начался проигрыш, Мирон вместе с микрофоном взобрался прямо на подоконник, вызвав у толпы настоящую панику и допев последнюю строчку, он отбросил микрофон и просто выпал в окно, как большая летучая мышь. В этот же момент чары лопнули, и толпа бросилась к окну как раз чтобы увидеть, как в ночном мраке стремительной тенью ускользал и поднимался все выше гигантский нетопырь.

Сириус не сомневался, что это событие войдет в Золотой Фонд хогвартских преданий. Ну еще бы. Триумфальное Возвращение Легенды.

Аж зубы сводит от радости.

Он сидел на подоконнике крошечного окошка в темном коридоре винтовой лестницы, ведущей к смотровому балкону одной из башен. Распустив галстук и расстегнув рубашку, Сириус курил в темноте, точнее топился в клубах сигаретного дыма.

Возвращаться на праздник ему было незачем.

Да и не хотелось опять видеть, как Малфой, такая ненормально, неестественно счастливая, танцует там в куче счастливых гриффиндорцев, пляшет в своем красном платье, подобрав его чуть ли не до самой задницы, смеется, раскидывает руки и кружится вместе с остальными ребятами, которые ведут себя так, будто Рождество наступило на месяц раньше.

Сириус затянулся и выдохнул.

Он ревновал ее?

Черта с два.

Ему просто хотелось отправить гребанную летучую мышь обратно на тот свет.

Разве это ревность?

Глупо даже думать так.

Где-то наверху хлопнула дверь.

Раздались шаги, на стене мелькнула продолговатая тень, и он увидел ее.

Роксану.

Захотелось сейчас же встать и уйти, но он сидел, не двигаясь, и смотрел,

как она подходит к нему, а потом медленно поднял руки и саркастично похлопал в ладони.

— Мои са-амые искренние поздравления, миледи.

Малфой усмехнулась, опуская взгляд на ступеньки, чтобы не упасть.

— Похоже, теперь мы с вами нескоро увидимся, когда у вас... появились такие прекрасные перспективы: провести остаток жизни в компании с ходячим трупом. Ну что же, был счастлив проучиться с вами эти два месяца. Хотя не могу сказать, что я буду сильно скучать, — и он затянулся.

— Обычно друзья скучают друг по другу, — заметила она, подходя совсем близко. — Мы ведь с тобой теперь друзья, правда, Блэк?

Ее голос звучал так насмешливо, что Сириусу стало совсем паршиво.

— Конечно, — он улыбнулся, хотя глаза его оставались холодными. — Ты пришла попрощаться? — Сириус затушил сигарету об подоконник.

— Да.

— Счастливого пути и проваливай.

— ... до завтра.

Сириус поднял взгляд.

Малфой усмехнулась.

— Похоже, я все же задержусь здесь на какое-то время...

Пару мгновений они молчали, глядя друг на друга. Роксана улыбалась, причем как-то совсем по-взрослому, с такой улыбкой взрослые женщины смотрят на совсем маленьких мальчиков.

А Сириус просто сидел и смотрел на нее, чувствуя себя так, будто по нему хорошенько прошлись.

А потом, так же не отрывая от нее взгляда, полез в карман брюк, поймал там свой подарок и вытащил на свет.

— Тогда с Днем рождения, — ляпнул он.

Роксана опустила взгляд и одновременно сдвинула брови и губы.

На ладони у Сириуса лежал комочек угольно-черного меха чуть меньше мячика для тенниса, но больше снитча. Когда Сириус раскрыл ладонь, в черной шерстке существа сверкнули влажные черные бусинки, а затем из нее вылезла одна ножка толщиной в нитку, потом другая; с трудом взгромоздившись на них, неведомый зверек встал, пьяно покачиваясь, и безмолвно вытаращился на Роксану. А когда она поднесла к нему палец, пушок вдруг лязгнул самыми что ни на есть настоящими зубками.

— Твою мать! — Малфой испуганно отдернула руки. Сириус хрипло рассмеялся. — Что это?!

— Уголь, — усмехнулся Сириус и тут же поправился. — Был уголь. Теперь не знаю, что это, но эта штука умеет вырабатывать тепло. Я подумал, что у тебя... слишком холодно в комнате, — последнее было сказано максимально бесстрастным тоном, но Роксана все равно быстро посмотрела на него, перед тем как подставить угольку свою ладонь. — Я думаю, он подрастет за пару месяцев, если будешь его кормить.

— И чем его кормить, морковкой что ли? — озадаченно спросила она. Уголек высунул из шерстки ручки, такие же тонкие, как и ножки, раскинул их и радостно потопал к ее большому пальцу так, словно хотел его расцеловать. Прислушавшись, Роксана услышала слабое попискивание.

— Щепками. Стружкой. Пеплом. Он жрет все подряд. А потом срет теплом и уютом, — Сириус усмехнулся и пощекотал пушок пальцем. — Лучший подарок в твоей жизни, верно? Ничего другого я все равно не придумал, так что просто скажи спасибо.

— Я назову его Патриком, — вдруг сказала она.

— Что за отстойное имя, — возмутился Сириус, и Роксана вскинула на него свирепый взгляд.

— Патрик!

Сириус усмехнулся.

— Ладно, называй, как хочешь.

Какое-то время они молчали...