Дни мародёров

-Joy-

Договорить он не смог, потому что Джеймс взорвался и с силой съездил ему кулаком по физиономии.

Сириус оступился, схватившись за лицо, но не успел Джеймс осознать, что только что ударил своего лучшего друга, как Бродяга громко сплюнул кровь на землю, размахнулся и врезал ему в ответ, но так, чтобы не попасть по очкам.

Собственная кровь заполнила рот.

Джеймс оступился, не удержался на ногах, и упал сначала на одно колено, а затем целиком плюхнулся в лужу.

— Доволен? — отдуваясь спросил Сириус, шмыгая разбитым носом и вытирая кровь со рта и подбородка. Усевшись перед Джеймсом

на корточки, он сплюнул кровь в лужу. — Устроил пьяный дебош на похоронах своих предков, Сохатый. Думаешь Карлусу и Доре это бы понравилось? А, Сохатый? — и он попытался заглянуть ему в глаза.

— Заткнись... — выдавил Джеймс и запустил в волосы все десять пальцев. — Их нет... их нет, им насрать, ты понял... — и тут он заплакал. По-настоящему, так, как плакал только в детстве — у него лились слезы, он всхлипывал и качался взад-вперед. — Им насра-ать...их не-ет, Бр...Брдга, ты п-пнмаешь?

Сириус подался вперед, крепко обхватил его одной рукой за шею, и Джеймс ударился лбом об его плечо.

— Их нет, мать твою, Бродяга, что тебе ещё неп-непонятно?! — рыдал он, пьяно икая. Руки, которыми он вцепился в друга, свело судорогой. — Их нет! — Джеймс ударил Сириуса по спине кулаком, после чего взвыл, как подраненный.

— Я знаю, старик... — шептал Сириус сквозь стиснутые зубы, прилагая все усилия, чтобы и самому не зареветь. — Я знаю... — и он похлопал Джима по спине, так, словно тот был младше его лет на сто.

Когда Джеймс успокоился, они вернулись в дом.

Все были встревожены случившемся и нервно перешептывались, а когда Джеймс и Сириус, взлохмаченные сражением, окровавленные и грязные вошли в гостиную, все и вовсе затихли.

Обиженный Хвост сидел на диване и прижимал ледышку к ушибленному при падении носу. С одной стороны от него сидел Ремус и держал ведерко со льдом, а с другой — Лили. Всякий раз, когда она подносила палочку к его распухшему носу, Хвост ойкал и морщился.

— Эй... — под взглядами всех Джеймс подошел к ним и, смущаясь, сунул одну руку в карман, другой взлохматил волосы. — Ты как, Хвост?..

Питер хмуро покосился на него снизу— вверх и сделал вид, что не услышал, повернув лицо к Лили.

— Да ладно тебе, долго ещё будешь распускать сопли? — проворчал Джеймс. — Ты же мародер, Хвост. Мир?

Питер горько вздохнул, но руку ему все же пожал и даже попытался улыбнуться.

— Дичего, всё в борядке, — пробубнел он.

— Ну что, Эванс, нас-то подлатаешь? — спросил Сириус, когда нос Хвоста вернулся к изначальному размеру.

— Нет. Походите так в качестве наказания, — улыбнулась Лили.

Сириус со вздохом взглянул на Джеймса, которого обнимал за плечи.

— Всегда говорил, что твоя девушка — вредина, Сохатый.

Возникшая пауза была одновременно и неловкой, и какой-то... странно приятной.

Сириус словно и не заметил, в какое положение поставил друзей. Хлопнув Джеймса по спине, он схватил с проплывающего мимо подноса Кикимера сэндвич, уселся на быльце дивана и потянул к себе оставленную Карлусом книгу.

Обстановка в гостиной вернулась в прежнее тихое русло.

Джеймс снова сидел в своем кресле, но уже не пил, а ел. Жевал сэндвичи тётушки Касси один за другим и чувствовал себя так, будто выздоравливает после тяжелой болезни.

Рядом

сидели его друзья.

Сириус читал и делал вид, будто ему наплевать на то, что в паре метров от него нервничает и оглядывается его родной дед.

Ремус разговаривал с Питером и Лили. Нос Питера был красным и опухшим, а Лунатик опять выглядел ужасно больным и осунувшимся.

А Лили...

Джеймс сунул в рот сэндвич, исподлобья глядя на хрупкую девушку, сидящую между Ремусом и Питером...

Красивая, даже в этом простом платье и без косметики, она сидела, напряженно сжав плечи и острые коленки, обтянутые черными колготками. Она приехала в дом чистокровных волшебников, понимая, что ей здесь будут не очень-то рады, приехала к нему, ради него, несмотря на все те жестокие и несправедливые слова, что он говорил в её адрес...

Словно услышав его мысли, Лили вдруг посмотрела на него... а потом ласково, сочувственно поджала губы и улыбнулась одними глазами.

И в этот момент на Джеймса вдруг накатила свирепая, сокрушительная любовь ко всем этим людям.

Он не один! Пусть сейчас у него не всё гладко, но всё наладится! Он снова вернется в седло и больше никогда не поднимет руку на своих друзей, а потом... потом он, черт подери, женится на Лили.

Случившаяся между ними ссора теперь не вызывала у него ничего, кроме удивления и негодования.

И как он мог быть таким идиотом? Он ведь мог потерять её навсегда! Ну уж нет, он всё исправит. Она простит его и они проживут вместо до чертовой старости — так он решил! И у них будет много детей. Очень много детей! Больше, чем у всех остальных людей — чтобы после их смерти ни один из этих детей не чувствовал себя брошенным или одиноким.

Да, именно так! Он всё исправит.

Обязательно исправит!

И всё будет хорошо...

Сириус неслышно сказал что-то и парни засмеялись. Беззвучно и почти незаметно, чтобы это не выглядело бестактно.

Джеймс целиком сунул в рот последний сэндвич с тарелки, решительно встал и направился к ним.

Через пару часов Лили спросила у Ремуса, не собираются ли они с Питером вернуться в школу.

До этого они все впятером сидели на диване и вспоминали младшие курсы. Непонятно, почему на них вдруг накатила эта ностальгия. Обычно Джеймс не любил всю эту болтовню, но сегодняшний день выходил за рамки обычного и ему даже понравилось сидеть вот так, в окружении самых дорогих людей и просто говорить... говорить, говорить и говорить, пока за окнами их теплого дома лил проливной дождь.

И прерывать этот процесс не хотелось, но Джеймс подозревал, чем была вызваны слова Лили. Дело было вовсе не в Макгонагалл, чей приказ вернуться до вечера, ребята уже давным-давно нарушили. Обходя гостей с подносом, Кикимер всегда тщательно избегал диван, на котором сидела Лили, тетушка Кассиопея, здороваясь с ней, протянула для рукопожатия два когтистых пальца, словно боялась испачкаться, а дядя Мариус так и вовсе громко поинтересовался у гостей: «Магловка, здесь?! Это исключено!»

Ремус согласился, они попрощались с гостями, но когда вышли во внутренний дворик, чтобы трансгрессировать, не привлекая к себе внимания соседей, дверь, ведущая в дом, хлопнула и на улицу выскочил Джеймс, на ходу застегивая пальто.