Дни яблок
Шрифт:
— A ти як знаеш?[63] — спросила немолодая женщина с серой птицей на плече.
— Не скажу, — вяло ответил я, наблюдая окрестный город.
— Либонь, хтiв глянутu у поточок?[64] — поинтересовалась она и плотнее укутала плечи и голову чёрной шалью.
— Й спалити лавровый листочок, — грустно сказал я. — От тiльки не цвiтe вже лавр, й поточок всох.
— Ця iстина
— Нема що дати, й що запитати… — сознался я. — Iншим разом все можливо[65].
— Глупым словам — глупое ухо, — сказала птица презрительно.
— У вас недобрий авгур, — заметил я хозяйке этой серости. — Нельзя же так, с напрыга. Время и место ведь… Ты, смотрю, забыла их совсем, — обратился к пернатой я. — Вид твой мне знаком, приду — раскрошу, так и знай.
— Не кожен день бува iнший раз[66], — раздумчиво сказала женщина и посмотрела на меня очень синими глазами, пронзительно.
— Добре, хай буде, — согласился я. — Дам дещицю, трохи взнаю — так?
— Хм… — сказала женщина. — Toбi, синку, треба щастя, бо наук moбi замало[67].
— От, свята правда, — обрадовался я. — Вчиш його вчиш… а все не те. Самi ciнуси, префiкси та котангенс… — И я подошёл к источнику, на самом деле фонтану посередине сквера. — Як жеж його?[68] А… хакс пакс гракс, — сказал я и перевернул руку над водой. С ладони в источник упал ключ, тот самый, от Шоколадницы из Бреслау.
И метнулось ко мне из вод тёмных и весёлых нечто красное, круглое, мелкое.
— Гракс! — не выдержала серая птица. — Позорное шутовство! Фиглярство! Пст!
— Смотри, кто у меня тут, — ответил я. — Мышь! Хочешь? Ешь…
Хищница не выдержала, потопталась по плечу женщины, затем развернула крылья, перескочила на руку и оттуда атаковала шустро улепетывающего в листья красного зверька.
— Постой! — кричала птица, яростно щёлкая клювом. — Стой, дрянь! Остановись, волею высших! Должна съесть тебя!
— Отстань, чучело! — храбро отвечала мышь, пошуршала и скрылась.
Осовевшее пернатое яростно запрыгало по возвращающимся в нынешний, катящийся к вечеру день, плитам на аллее.
— Я запомнила тебя! — ухала сова. — Я запомнила твою… твоё… твой хвост! Ухух!
— Наелась мух, — прокомментировал я.
— Хвацько перекинув… Й не чекала на таке[69], — сказала женщина.
Сова, совершенно не стесняясь присутствующих, порхала по скверу и заглядывала в разные щели и норы то одним, то другим глазом. Дети верещали… Лаяла чья-то болонка.
— Приходь
Сказала и пропала. Со своею совою, градом и древом.
Я, надо сказать, не плакал.
XVI
Для решения романтических вопросов Вам всенепременнейше следует обращаться к седьмому дому независимо от того, это брак или флирт.
Чёрные клёны, тёплые окна, холодно. Двойка: сначала грохочет — потом шипит. Последние каштаны катятся под ноги и дальше, за границы осени. В вывеске «Гастроном», как всегда, не горит первая буква, и это вносит незыблемость вперемешку с интригой. Тротуар вскрыт, выпотрошен до дна и огорожен небрежно. Ищут горячую воду. По тротуару — нельзя, по мостовой — опасно. Все идут по бровочке; балансируя между «нельзя» и «опасно», вчера, сегодня, да или нет, опять выдумал или…
Такое место в любое время.
Это было настоящим, недавно… Неторопливые дни, вся эта осенняя ожидаемая непогода с нездоровьем и ближними холодами, зима — всегда бесконечная и прекрасная до смерти, все вёсны… вербы-сёстры, берёзы и проталины. Вечнозелёный барвинок на могилках, затем май, отдаривающийся ландышами, стрижами и пионами, чтобы уйти в июнь и кануть летней суетой и пылью. И почти карнавал: шиповник, липа, жасмин — каждый ждёт своего выхода и успевает в срок. Ночи, поначалу почти белые — позже звёздные, и уже земляника, а малина будет долго, и любые объясненья откладываются на потом, до осени — когда зима покажет, и руки дойдут посмотреть, но, быть может, и не к спеху.
Я тогда, до всей нашей эры, нарисовал василёк, она гвоздичку — мелками, мелкими линиями. Маленькие метки, восковые мелки, два цветка — красный и синий, на стене, в торце балкона.
— Это как герб, — сказала Инга. — Ты не совсем правильно нарисовал, конечно же.
— Зато твой выше, — успокоил я.
— На три кирпича, — загордилась она. — Придвинь ящики обратно. Пусть никто не знает. Будет цветочная тайна такая, — она помолчала и закончила: — Как раньше флирт…
Кстати, никто и не узнал. Ящики до сих пор там — из них растет вьюнок. Лёгкое растение.
— Млечная река, два мелка, низкие берега… — сказал я, и цветы скрылись от прямого солнца надолго.
— … Что ты там вечно бормочешь? — подозрительно спросила Инга. — Я от тебя в двух шагах, а ничего не разберу…
— Неважно, — отоврался я. — Потом расскажу. Я купил эклеры, маленькие такие, если быстро найдёшь — твои. Все-все-все.
— Сразу бы так, — буркнула Инга. — Погоди, я настроюсь… Что такое розовый холм?
— Вот, как раз там, где баобабы вышли на склон, — сказал я.