Дни яблок
Шрифт:
Сова дважды закрыла и открыла клюв.
— Мощный аутотренинг, — одобрил я — Продолжай. Что же, создания, давайте познакомимся. Моё имя вам ничего не скажет, поэтому а буду слушать и помнить ваши… Можно титул, полный — это ускорит крах, казнь и погибель.
И я выгреб печево на пол.
Пыхтя и попискивая, пряники выстроились полукругом.
— Я Cavalier du Baton, — гордо заявил Еж. — Шевалье дю Батон, если не понятно.
Сова прикрыла глаза и нервно пошевелила кончиками
— У меня тоже судороги, вот прямо нос дёрнулся, — согласился с ней я.
— Да! Я воистину Рыцырь Посохов, — вскрикнул Еж. — Не моя вина! Заточение в этой оболочке не моя вина!
— Значит, Рыцырь? — удостоверился я. — Жезлы моя масть. Теперь внемли: я, как сюзерен, повелеваю и прошу — найди кусочек мела.
— Я Маражина, — сказала Рысь и выступила из общего ряда. — С пустошей. Про меня написан рассказ. Довольно правдивый.
— Угу, — заметил я. — Литературу люблю. Приятно есть персонажей.
В рядах пряников начались рыдания, и бурные, даже очень.
— Я, — пропищал маленький пригоревший дракон. — Стесняюсь своего имени. Стесняюсь всегда. Я карлик! Меня дразнили поней! Гныыыы…
— Голуби! — строго сказал я. — Голуби ждут ваших промахов. Голодные голуби…
— Ну, Кондра… — прохныкал дракон.
— А без ну?
— Кондра…
— Можешь плакать, — разрешил я. — Тут по-другому никак…
— Ииии, — тоненько вывел дракон и рухнул в объятия Кавалера Дюбатона.
— Мел! Марш! — рявкнул я. Ёж бесцеремонно отпихнул дракончика и потрусил куда-то в сторону шкафа, злобно пофыркивая. — Я всё слышу, — мстительно заметил я. — И если тебя зовут Эгле, то не поверю, прости, — сказал я Ёлочке.
— Нет, я Калафьора и боюсь восковых птиц, — сказала она. Остальные пряники посмотрели на неё с сочувствием.
— Какое-то слово тут неправильное, — заметил я. — Может, ты хотела сказать «лиц»?
— Они ужасны, — сказала Елочка с неким при дыханием в голосе.
«Сплошной пафос», — подумал я.
— Внесу тебя в список как цветную капусту, — сказал я Ёлочке.
— Брондза, — сказал жук, только отдалённо напоминающий божью коровку. — Бургон.
— Немногословно — ценное качество, — заметил я. В рядах пряников послышались драконьи завывания.
— Мы близнецы, — почти хором сказали оставшиеся два пряника. — Нас разлучили.
— Вы придумали такое прямо сейчас или сговорились в коробке? — сурово спросил я. — Не люблю подобных шуток.
— Нет-нет, — ответили пряники испуганно, и Солнце протянуло кривой лучик к месяцу. — Мы встретились здесь, сейчас и скоро расстанемся, так бывает всегда.
— И таких шуток я не люблю тоже. Назову вас Бим и Бом, — прикинул я. — Но, возможно, выброшу. Мрачные пряники — это нелепо.
— Нас звали иначе, —
— Если переставить буквы — получается «Семен», — не сдался я.
Пряники молчали.
— Ладно, так и быть, — пошёл на попятную я и почёркал карандашом.
— Моё имя Руад, — пробасил Вепрь, — некогда я стерёг. Но что и где — не помню…
— Имя славного рода, — согласился я. — Что, если скажу тебе о тумане над родными горами?
— Отвечу, что он совсем скрыл их, — печально сказал вепрь.
«Кое-что помнит», — отметил я буквами «пмт» в Альманахе.
— Рыба. Просто Рыба, — сказало переходное звено между карасём и бегемотом.
— Тут нет ничего обычного, так что колись, рептилия. Имя, имя, имя, — ласково попросил я и нарисовал в Альманахе звёздочку.
— Юбче, — нехотя выдавила Рыба. — Это нельзя произносить кому попало.
— Значит, назову тебя иначе. Хочешь быть Вальбургой? Такое выговорит не каждый.
— Моё имя Штар, — представился Гусь. И явно сделал попытку шаркнуть лапой.
Почему скворец? Может быть, ты хотел бы быть Генсом? Или Гвиром? Скажи — и всё пойму.
— Я Штар и когда-то был им… скворцом, — непреклонно заметил Гусь. — Мою песню записали нотами на маленькой полосе бумаги. Там были даже ля диез и ключ.
— Вот как? — ответил я. — Начинали с ля диеза и ключ альтовый? В конце — ошибка?
— Всё так и было, — подтвердил Гусь.
— Так это ты проворонил погибель мастера? Одно слово — птичка.
— Меня уже не стало… — зачастил Гусь. — Я, мне, прошение, отказ… хлопотал…
— Смотри мне, чтобы никто, ни на полшага, — сурово прокашлял я. — Бди!
Гусь предпринял попытку расшаркаться. Даже две.
— Гоза Чокар, — пролепетал мотылёк.
— Это проклятие? — поинтересовался я и пририсовал к звездочке в Альманахе полоски — получилась снежинка.
— Нет… — растерялся мотылёк. — Сценическое имя, я ведь пела…
— Это дело, — откликнулся я и дорисовал снежинке пятачок. — И как, по-твоему, поёт пряник? — спросил я. — Надо слушать?
Гоза Чокар широко открыла рот…
— Нет, нет, нет, — энергично запротестовал я. — Совершим это отдельно, в присутствии птиц. Возможно, реальных… и не обязательно певчих.
Мотылёк заметно сник и укрылся в тени Вальбурги Юбче.
— Стикса, — брякнула сова угрюмо. — Так меня зовут, когда выкликают. Я здесь не просто так, но волей Пронойи, и…
— Ты, — обрадовался я. — Давно позоришь Всечтимую своими выходками. Где твоя сдержанность, я спрашиваю? А мудрость?
— В дупле! — рассердилась сова. — Наверное, ты считаешь себя очень умным?