Дни яблок
Шрифт:
— А… — отозвался я, отгоняя воспоминания о Свете Волопас, подпевающей магнитофону в «микрофон», он же мамин лак для волос «Прелесть».
— Это какая про тебя песня? Название скажи хоть, — вдруг оживился тихо сопящий Ганжа. — Может, я и подберу…
— Бут он зе ривер, — скромно ответила Настя и сняла пылинку с юбки.
Рома задумчиво потрогал колки.
— Вступление там серьёзное, — сказал он. — И текст… я же не того, не по английскому…
Ладно, — согласилась Карина, — я вам сейчас припев напишу русскими буквами… Даник,
— Я пою её про себя, — сказала порозовевшая Бут.
— Молча, что ли? — не выдержал Валик. — Мне тоже так приказывали. А то я иногда вою…
Все помолчали, представили…
— Воешь? — спросила Гамелина. — Такое бывает. Я тут читала, в одном журнале, научном…
Я насторожился, но Аня безмятежно продолжала:
— Там одного укусило что-то, так он потом бегал, как собака — рычал и выл, прикиньте. — Она сняла очки, отложила их на стал и завершила мрачно. — Абсолютно голый.
Чернега стал цвета томатного сока.
— Ничего подобного! — тоненько сказал он. — Я просто сижу в наушниках и подпеваю мотиву… когда физику, вот…
— Голый? — спросила Линник из дверей.
Раздалось хихиканье и фырканье.
— Вам бы только всё опошлить, — отозвалась Карина. — Вот, быстренько взяли… Иди, Настя, сюда. Если опять будет писк мне в ухо — получишь.
— А что это за группа такая, «Стух»? В первый раз вижу… — спросил Крошка.
— Юрчик, сам ты стух, — отозвалась оживлённая Лида. — Это же читают английскими буквами.
— И что? — свирепо спросил Крошка.
— То, что тут Стикс, — безмятежно чирикнула Лида.
— Так бы и сказали, — отозвался Крошка, — теперь всё ясно: Стикс, Ренегада.
Шароян посмотрела вверх, и в глазах её мелькнула ярость…
— Между прочим, там, в композиции, есть бубен, я его явно слышала, — сказала она.
— Можно? Я хоть спрошу… — прошелестела Линник.
— Да, можно, — подтвердил Рома. — А ещё там гармонист, что-то басовое, и не гитара у солиста, а явно мандолина…
— Я принесу, — отозвалась Аня, — я знаю, где лежит.
— Мандолины нет там! — очнулся я. — А откуда ты знаешь, где бубен?
Аня глянула на меня через плечо и усмехнулась.
— Ты готов? — спросила у Ганжи Карина. — Я слова знаю, ну, спою… с Тусиком, а ты в припеве, в нужном месте я тебя стукну…
— Не говори на меня Тусик, — закапризничала Бут, — а то я буду называть тебя Шарик.
Линник получила бубен и стукнула им Крошку.
— Я, — сказала Лида хищно, — чтоб настроить. Пойми…
— Это очень хорошая песенка, — начала Карина и раздала припев. — Там один парень надеется, что лодка его доберётся до такого места, до безмятежности, что сумеет… И все печали исчезнут, потому что это такое, безмятежное место. Покой. Хотя река очень глубокая…
… Что-то пискнуло…
Я… Да, это я. Только другой, но я, сидел на террасе, даже, скорее на балконе. Белый стол, кресло с красным пледом, лазурь за окнами, виноградные лозы. Море где-то неподалёку. И стрижи, и чайки…
Передо мной лежала сплющенная пишущая машинка, с экраном…
«Ну и калькулятор», — подумал я.
На экране «калькулятора» виднелся белый лист, наверное, с текстом. Оттуда же — из недр машинки, доносилась музыка.
«Группа „Стух“», — подумал я, и песенка про лодку оборвалась. Показалось мне, что экран зазвенел допотопным телефонным звонком… тут на нём, в самом углу, высветилось подозрительно знакомое лицо, правда, сильно побитое мимическими морщинами и бородавками.
— Ну, что, — донёсся знакомый голос. — Не нашли её… Ты слышишь? Алё!
— Даник, — строго сказала мёртвая и мокрая Настя, сидящая тут же за столом, рядом, — к тебе обращаются. Ответь, что ты её слышишь, это же Линничка. Просто дотронься до кружочка пальцем. Это такой телефон теперь, называется Скайп…
Я осторожно нажал на зелёный кружочек. Лицо ожило, задвигалось, но оказалось печальным и серым каким-то.
— Я слышу… тебя, — отозвался «тот» я.
— Привет, Даник, — сказала Линничка, на вид ей было за сорок.
— Здорово, Лидасик, — ответил я. Мне было неуютно: я через тридцать лет видел хуже, а нога болела всё так же.
— Не нашли её, — протянула Лида, — говорят течение-шмечение, скалы-жвалы. Дебилы. Хорошо, хоть не океан, говорят — а то акулы бы… Сволочи…
Я ждал. Лида высморкалась. Море ластилось где-то неподалёку.
— Саша, — сказала далёкая, немолодая Лида, — я знаю, ты завязал с этим. Ну, после фильма.
— Фильма? — ошарашенно спросил я.
— Не начинай, — отрезала Линник. — Что, опять на комплименты нарываешься? Ты знаешь же. Никому тот мальчик не понравился, что тебя играет. Я всем так и говорю: «Он был не косоглазый!»
— Почему был? — поинтересовался я. — Я и теперь не окосел вроде бы… До сих пор.
— Ой, ну согласись, нашли же неизвестно кого, — Линник прокашлялась. — На касте слепцы, явно. Я раза четыре смотрела… Сплошная каша во рту, а во втором фильме, когда их три…
— Подожди, — начал я.
— Так, ну, у меня времени мало тарахтеть тут, — сказала мокрая и блестящая, словно дельфин, Настя. — Ты передай, чего надо и дальше балабонь…
— … И Аньку эта корова превратила в жопу немецкую. Банальное какое-то порно… — разошлась Лида с той стороны. — Я своему сразу сказала — мало, что бананы в холодильнике, такого и быть не могло, так ещё и шабаш в Бульдозере, да там осенью холод собачий, вся бы нечисть вымерзла к чертям! А в театре этот ужас, с мешками! В мешках! В дерюге все! Тогда в театр вообще переобувались…