До каких пор буду звать?
Шрифт:
Я смотрел, не отрываясь, на дорогую мне крепость. Она сияла в ярких лучах полуденного солнца.
Каджри подошла ко мне.
— Что ты там увидел, Сукхрам?
— То, ради чего привел тебя сюда, — крепость.
— Чтоб на тебя ее камни обрушились! — закричала Каджри. — Мошенник! Переломал мне все кости только ради того, чтобы показывать эти развалины? Раньше ты мне не мог об этом сказать? Я ее сотни раз видела, исходила все княжество. А ты меня тащил до самых небес, чтобы показать эти камни! Уж не рехнулся ли ты?
— Каджри, ты права! Эта крепость сводит меня
— А я?
— Ты мне нравишься. А что со мной происходит при одном воспоминании о крепости, я даже не могу объяснить.
— Говорят, там живут злые духи. Отец мне рассказывал, что он побывал в крепости. Там темно, как ночью. Мы тогда с трудом сводили концы с концами, и отец раскапывал старые здания — авось повезет, что-нибудь да попадется. С ним ходило несколько бывалых людей. Говорили, что в крепости много подземных кладовых, набитых сокровищами. Но люди боялись туда ходить. Однажды пошел сам раджа, но все его слуги испугались и пустились наутек. Раджа пригрозил застрелить их из ружья. Но они кричали: «Лучше погибнуть от пули, чем от злого духа!»
— Что же было дальше? — нетерпеливо спросил я.
— Мой отец был тогда в расцвете сил, ничего не боялся. Он сказал матери, что пойдет в крепость, попытает счастья. «А вдруг погибнешь?» — спросила мать. «Всем нам когда-нибудь придется умереть», — беспечно ответил отец. — «Коли суждено, помру сегодня». Он не послушался матери, пошли с ним и другие мужчины. Отец после рассказывал, что там много комнат, комнаты огромные, как дворцы, но темно, хоть глаз выколи. И ветер воет…
Заметив, с каким вниманием я слушаю, Каджри увлеченно продолжала:
— Отец вернулся с пустыми руками. Все они долго бродили по дворцу, но так и не нашли входа в подземелье. В зале, где первый раджа вершил суд, до сих пор лежат набитые трубки. Но если прийти утром, то кажется, будто ночью их кто-то курил! — Каджри сделала страшные глаза и продолжала таинственным голосом: — Один раз сын парикмахера, не знаю уж как, добрался до самой сокровищницы. Он клялся, что там целые груды драгоценных камней, а по стенам развешаны кольчуги и другие доспехи. У стен сложены курковые ружья, а золото везде прямо валяется, но в таких больших слитках, что их не поднять…
Я схватил Каджри за руку. Она удивленно посмотрела на меня: моя рука тряслась от волнения.
— Каджри! — сказал я срывающимся голосом.
— Что ты? — испуганно спросила она.
— Все это принадлежит мне.
— Тебе? — изумилась она. — А, может быть, не тебе, а твоему отцу?
Я не понял, что она шутит, и воскликнул:
— Так ты знаешь? Знаешь все? Да, все это принадлежало отцу!
— Ах, и отцу тоже?
Только сейчас я понял, что Каджри смеется надо мной.
— Я не вру, Каджри, — горячо заговорил я. — Я из рода тхакуров, настоящих владельцев этого замка. Теперь я его хозяин. Мой отец, мой дед, мой прадед и его мать — все они мечтали снова стать хозяевами крепости, ведь было время, когда она принадлежала нам. Злая судьба отняла у нас все.
Не дослушав меня, Каджри залилась громким смехом. Эхо подхватило его и разнесло по окрестным горам. Я нахмурился, ее смех резанул меня
— Не веришь?
— Нисколечко! — И Каджри запела веселую песенку «Когда верблюд отплясывал у буйволицы на рогах». Она засмеялась и затем опять запела, изменив порядок слов: «Когда буйволица танцевала на рогах у верблюда».
— Каджри! — гневно прервал я ее.
— Что прикажете? — с комической почтительностью склонилась она. — Великий государь, твоя рабыня стоит перед тобой на коленях, прикажи, и я вырву глаза у комара и принесу его тебе.
Я был уязвлен, но она не унималась:
— О мой возлюбленный разносчик масла! [52] Сегодня ты приготовил царское угощение! — Каджри снова весело засмеялась, а потом запела: «Ты — мой царь, а я царица, ты хромой, и я хромица…» — Окончив эту песню, Каджри запела другую и закружилась в танце, покачивая бедрами в такт музыке:
На ноге второй жены колокольчик в ночь звенит. Она к мужу убегает, а моя душа горит.52
…о мой возлюбленный разносчик масла… — Тели — разносчик масла, один из популярных персонажей индийского фольклора, находчивый, веселый, никогда не унывающий человек.
Каджри в танце изобразила, как крадется к мужу ее соперница — вторая жена, затем стала делать неприличные движения. В бессильной ярости я отвернулся от нее, но она снова появилась перед моими глазами, вращая животом и бедрами. Она кружилась вокруг меня и пела еще какие-то озорные песни.
У меня на глаза навернулись слезы.
— Да ты никак плачешь? — удивленно и растерянно спросила она. И видя, что я молчу, стала допытываться, в чем дело, что со мной случилось.
— Ничего, — тихо ответил я, отвернувшись.
Каджри взяла меня за руку и участливо заглянула в глаза.
— Так это правда — то, что ты мне рассказал?
— Правда, Каджри.
— Поклянись моим именем!
— Клянусь, Каджри.
В глазах Каджри мелькнул испуг.
— Значит, ты раджа!
— Нет, но я из их рода.
Она молча опустилась на землю; эта новость ошеломила ее. Я поведал ей всю историю про тхакурани. Каджри слушала меня, упершись подбородком в колени, и не сводила с меня глаз. Я закончил, но она продолжала неподвижно сидеть в той же позе.
— О чем ты задумалась? — спросил я.
— Если ты и вправду станешь раджой — чего только не бывает на свете, — ты забудешь меня.
— Почему ты так решила?
— Тогда тхакурани будет украшать твое ложе. А ты будешь говорить: «Зачем мне эта распутная натни!»
— Разве я уже стал раджой? — засмеялся я. — Что ты так испугалась?
— Люди говорят, что во всем всегда виновата женщина. Так считают все. А кто знает свою судьбу? Видишь вон тот маленький круглый павильон на соседней горе?