До мозга костей
Шрифт:
Моё сердце болит так, как будто оно стало слишком большим для моей грудной клетки. Я не отрываю взгляда от Джека, пока он смотрит на аудиторию.
— Те, кто хорошо знакомы с Кири, знают, что судьба была жестока к ней. Но она выжила. Она нашла свой собственный путь к процветанию. Свои качества, заработанные тяжелым трудом, она переносит в каждый аспект своей работы. Как педагог, Кири служит примером лидерства, сопереживания и страсти. Но она также яростная, грозная и бесстрашная. И, имея честь знать её лучше, чем кто-либо другой, я могу с уверенностью сказать, что её самое главное качество, вплетенное во все, что она делает, —
— Мне посчастливилось работать с моей женой в течение шести лет. Первые три года были... не самыми яркими для меня. По крайней мере, когда дело касалось её. Но, как и подобает Кири, она заманила меня, несмотря на все мои старания оставаться невозмутимым. Даже когда она заявила, что отказалась от меня, она не сдалась. Она продолжила стойко стоять на ногах. И постепенно я начал видеть жизнь её глазами. Это было похоже на взгляд через замочную скважину. Чем больше я наблюдал, тем больше она открывала для меня тайный мир. Иногда там есть насилие и потери. Иногда — красота и радость. Иногда я вижу горе, иногда — восторг. Несмотря на всё это, Кири Рос словно стоит в эпицентре бури, стойкая и безупречная, как отполированный драгоценный камень. И разве не так поступают наши лучшие учителя. Они приоткрывают скрытые миры, иногда те, которые были прямо перед нашими невидящими глазами. Они разжигают наше любопытство. Они заставляют нас задаваться вопросом, что ещё ждет нас впереди, если только мы позволим себе оттаять.
Джек снова смотрит на меня, и я вижу в его глазах то, что принадлежит только мне. То, что он никогда не покажет никому другому.
— Я не знал, какой может быть жизнь, пока ты не озарила темноту своим светом. Ты неукротима, как солнце. Ты пробралась до мозга моих костей и стала неотъемлемой частью моего существования. И я люблю тебя, lille mejer.
Я встаю со своего места и пробираюсь через столики ещё до того, как Джек попросит меня выйти на сцену, путь к нему заволакивает водянистая пелена.
Но я всегда найду свой путь к Джеку.
Аплодисменты подобны дождю за вуалью. Сердце Джека ровно бьется у меня под ухом, когда я сжимаю его в объятиях, и это единственный звук, который я хочу слышать.
— Ты должна взять эту штуку, — шепчет Джек мне на ухо, тыча углом таблички в мою руку, а другой рукой крепко держит мою оголенную спину. Я киваю, но ему приходится отстраниться, прежде чем я отпускаю его. Тыльной стороной ладони я касаюсь влажных ресниц, в то время как Джек поворачивает меня за плечи к аудитории.
— Я... эм... не думаю, что смогу скормить его кости собаке, — говорю я дрожащим голосом, пока зрители смеются. — Это было прекрасно, Джек. Загладил вину за историю с Брентвудом. Я не очень сожалею о наказании, которое последовало после ситуации с Брентвудом, но, возможно, это история для другого раза.
Аудитория снова смеется, и я набираю обороты, используя детали, которые запомнила перед сегодняшним вечером. Я благодарю факультет за номинацию. Благодарю своих друзей и коллег, своих студентов. Возможно, мои родители остались в моем прошлом, но я тоже благодарю их за то, что они дали мне инструменты, чтобы проложить свой собственный путь.
И наконец, я смотрю на Джека.
— Доктор Соренсен не знает этого, но однажды я сидела на задней парте его класса. Это было задолго до того, как мы стали коллегами, ещё когда он был аспирантом.
Мгновение времени замирает во вспышке фотоаппарата. Я запомню его навсегда. Выражение лица Джека, его улыбка — отражение моей собственной. Зрители, свет, который окутывает нас теплом. Но не только то, что я вижу, запечатлевается в памяти. А также то, что я чувствую. Я любима не только за мой свет, но и за темноту, а не вопреки ей. Благодарна не только за этот момент, но и за то, что пережила все трудности, которые привели меня сюда. Почитаемая. Светящаяся.
Мгновение проходит, когда вспышка сменяется тенью, но это чувство всё ещё сохраняется, как блик от падающей звезды в ночи.
Делается ещё несколько снимков, прежде чем Джек протягивает мне руку. Я кладу свою ладонь в изгиб его локтя, его другая рука ложится поверх моей, прохладная и уверенная. Мы спускаемся со сцены, где он возвращается ко столу, оставляя меня общаться с донорами и благотворителями, пока объявляется следующая награда. И когда я возвращаюсь на своё место рядом с Джеком, мы обмениваемся лишь короткой улыбкой, прежде чем я присоединяюсь к его разговору с нашими коллегами, наши пальцы переплетаются под столом.
Мы остаемся здесь только для того, чтобы очаровать нескольких доноров и влиятельных местных жителей, а затем отправляемся домой, в бревенчатую хижину в стиле шале с видом на реку Север Саскачеван на отдаленном участке пересеченной местности. После целого рабочего дня и вечера общения мы оба без сил падаем в постель, и я быстро засыпаю под ровный стук сердца Джека под моим ухом.
А когда я просыпаюсь на следующее утро, то вижу пустую кровать и чувствую аромат кофе.
Я потягиваюсь, моя рука скользит по матрасу со стороны Джека. Простыни холодные.
Корнетто сопит в изножье кровати, его хвост мотается по одеялу, когда он трется мордой о покрывало и придвигается ко мне.
— Правильно, Корндог, — говорю я, похлопывая по подушке Джека, на которую Корнетто плюхается спиной, чтобы я помассировала живот. — Пусть его подушка будет вся в твоей шерсти.
Когда Корнетто удовлетворен нашим утренним ритуалом и спрыгивает с кровати, чтобы спуститься вниз, я переворачиваюсь, перенося вес на локоть, чтобы взять дымящийся кофе с прикроватной тумбочки.