До мозга костей
Шрифт:
В одно мгновение надежда — это распускающийся голубой мак с обещанием о её открытых глазах... в следующее мгновение она гаснет.
На мониторе раздается резкий сигнал тревоги.
— Она умирает. Остановка сердца. Начинайте сердечно-легочную реанимацию, — говорит старший парамедик.
Весь мой мир рушится.
Я поднимаюсь на ноги и стою над её неподвижным телом, глядя вниз на бледное лицо, в то время как парамедики начинают компрессию грудной клетки и проводят искусственную вентиляцию с помощью мешка Амбу43,
Я перестаю дышать. Хочу вырвать свои легкие, чтобы заглушить боль.
Каждое мгновение сердечно-легочной реанимации обжигает, как год в аду. Она бесконечная. Мучительная. И кажется, что машина скорой помощи почти не движется.
— Расчетное время прибытия, — кричит один из парамедиков водителю сквозь вой сирены, мониторов и агрессивное гудение нашей скорой.
— Десять минут, — отвечает водитель. Я слышу, как он ударяет кулаком по рулю, ещё один звук клаксона. — Затор на мосту. Впереди только что произошла авария. Едет только одна полоса.
— Мы можем повернуть назад? Поехать по другому маршруту?
— Нет, — говорит водитель, его голос низкий. — Мы застряли.
Я ловлю напряженные, встревоженные взгляды парамедиков, пока они продолжают реанимацию, проверяя на мониторе любые признаки изменений. Слышу, как водитель говорит с диспетчером, прося полицию помочь расчистить нам путь. И пока я просто смотрю, беспомощный, чертовски бесполезный, я чувствую, как она ускользает от меня.
Звук ЭКГ меняется. Аппарат издает ровный и продолжительный сигнал.
Линия выравнивается на экране.
Парамедики обмениваются взглядами. Один смотрит на пакет с кровью, затем переводит взгляд на монитор. Я знаю, что он, должно быть, оценивает шансы Кири на выживание.
— Расчетное время прибытия, — снова кричит он водителю. Мы едва сдвинулись с места.
— Полиция уже в пути, чтобы провести нас, но никаких изменений.
Ровная линия мчится дальше, протяжный гул отсутствующего пульса Кири становится всё громче в моих ушах.
Ритмичность нажимания на мешок замедляется и останавливается. Компрессия грудной клетки прекращается, старший парамедик выдыхает и опускает голову — и ярость закипает у меня внутри.
Я не потеряю её.
Никто не осмеливается подойти ко мне, когда я наклоняюсь над Кири и прижимаюсь ближе, пока парамедик снимает маску с её лица. Я целую её холодные губы.
— Пришло время проснуться и вернуться ко мне, спящая красавица, — шепчу я.
Воздух застревает в моих легких. Боль нарастает, пока всё, чего я жажду, — лишь огонь её прикосновений.
Я складываю руки на её грудине и начинаю надавливать на грудную клетку.
— Сэр... Вы не можете этого делать. Сэр...
Должно быть, он видит что-то смертоносное в стальной решимости моего взгляда,
Я смотрю на неё, отчаянно желая увидеть яркую синеву её прекрасных глаз, её грудь изгибается под силой моего желания вернуть её к себе. Я почти не замечаю, как машина скорой помощи набирает скорость и пробирается по освобожденной от машин дороге, моё внимание сосредоточено только на бледном лице Кири.
Под моей ладонью раздается треск, ребро или грудина ломается под давлением. Какой-то страдальческий звук заполняет машину скорой помощи, и мне требуется мгновение, чтобы понять, что он только что сорвался с моих губ.
Я не останавливаюсь. Не могу.
Ещё один треск кости оставляет неизгладимое воспоминание под моей рукой.
Она такая хрупкая. Я ломаю её. Но я сделаю всё, что потребуется.
— Я разобью тебя на множество осколков, если именно это поможет тебе вернуться ко мне, — рычу я, преодолевая боль в горле. — Так что тебе лучше сражаться со мной, elskede.
Протяжный звуковой сигнал продолжается. Проходит цетая жизнь, полная мучительных пыток, прежде чем надежда не начинает медленно расцветать снова.
Из аппарата раздается сигнал тревоги.
— У нас тахикардия, — говорит старший парамедик, не в силах скрыть удивление в голосе. Он подходит к дефибриллятору, установленному на внутренней стене, и готовит электроды, а другой парамедик пытается надеть маску на лицо Кири, чтобы начать нагонять воздух в её легкие. — Нужен дефибриллятор.
Он отодвигает меня локтем и прижимает эдектроды к её груди. А затем: — Разряд.
Тело Кири дергается от шока. Все взгляды обращаются к монитору.
На экране появляется ровное биение её сердца.
И моё начинает биться словно в самый первый, мать его, раз.
Два парамедика берут бразды правления в свои руки, и спустя несколько мгновений, которые дляться, кажется, вечность, мы въезжаем в больницу и останавливаемся. Двери скорой распахиваются, и Кири катят ко входу отделения реанимации, а врачи и медсестры спешат за ней.
Когда я следую за ней в какофонию отделения неотложной помощи, я понимаю, что не только Кири вернулась к жизни всего несколько минут назад. Наблюдая за ровным биением её сердца на экране, я чувствую, как эхо каждого удара отдается в моих клетках.
24. КЛЯТВА
Джек
— В доме были найдены останки Эрика Хейса, — говорит офицер Чендлер. Он переворачивает страницу своего отчета. — По крайней мере, из того, что удалось обнаружить после пожара, судмедэксперт указал причину смерти как самоубийство. Я бы предпочел получить ваше экспертное заключение о причине смерти, — он поднимает глаза от стола, — но, учитывая обстоятельства, это было бы...
— Неэтично, — добавляю я.
Он одаривает меня сочувственной улыбкой.