До новой встречи
Шрифт:
У Сафара заблестели глаза. Он так низко наклонился к Антону, что коснулся горячей щекой мокрого меха ушанки. Глоба поднял руку:
— Тогда слушайте…
Через четверть часа из дзота выбрался Сафар, притаился у выхода из траншеи, огляделся по сторонам и побежал по тропинке к школе ФЗО. На петлицах шинели серебром отливали чужие знаки «РУ 139», а в кармане лежала пачка папирос в мягкой упаковке и коробок спичек. Вслед за ним из дзота выскочил Глоба. Хлястик на его шинели держался на одной пуговице, на петлицах знаки «РУ 109», из-под шапки выбились рожками два чуба. Сменил знаки и Антон.
Сафар действовал на опасном участие —
Антон велел ему ходить по улицам и курить, чтобы замечали милиционеры. Глоба ругался с билетершами, пытаясь проникнуть в кинотеатры на вечерний сеанс, Антон бесплатно объезжал на трамвае Васильевский остров к Петроградскую сторону.
В этот день в рапортичках многих кондукторов, в служебных записках милиционеров и билетерш приводились случаи озорства, грубости учеников трех лучших ремесленных училищ города…
У Андрея Матвеевича дома были гости — приехала из Калинина сестра с двумя малышами. В тихую его квартиру племянники принесли шум и беспокойство, пришлось спешно эвакуироваться в служебный кабинет. Весь воскресный день он просидел за газетами, книгами, журналами, сверяя по карте продвижение советских войск. Вечером его ждали на агитпункте.
За полчаса до начала встречи Андрей Матвеевич вышел из училища. В парке, проходя по главной аллее, он услышал стон. Всмотрелся: за кустом можжевельника стоит на коленях подросток, цепко ухватившись руками за бока, и натужно хрипит, напрягается, чтобы его стошнило. «Напоили!» — подумал Андрей Матвеевич, но сразу же выбранил себя за нехорошую мысль. Наверно, заболел парнишка.
— Заболел, Сафар? — встревоженно спросил Андрей Матвеевич, узнав в подростке своего ученика. — Что-нибудь ел на улице?
— Нет, не купил даже эскимо. Просто плохо. Мутит. Наверно букашку проглотил.
Голос у Сафара был тихий, но не расслабленный, и спиртным от него не пахло. В медпункте Андрей Матвеевич помог Варе снять с Сафара шинель, ботинки и уложить его на кушетку. Из соседней комнаты он позвонил на агитпункт, извинился за опоздание. Варя измерила больному температуру, проверила пульс, но ничего опасного для здоровья не нашла. Не сразу Сафар признался, что в этот день выкурил несколько папирос по-настоящему, «с затяжкой». Варя вскипятила в кастрюльке молоко, велела ему выпить полный стакан.
Бывало, в деревне бабушка вынет из русской печки горшочек топленого молока, посыплет солью ломоть хлеба — какое это было лакомство! А теперь Сафар так накурился, что при одном виде молока его в дрожь бросило. Но Варю не переспоришь, уж лучше закрыть глаза и выпить.
Возвращаясь с агитпункта, Андрей Матвеевич вдруг вспомнил, что, когда он помогал Варе раздевать больного ученика, ему показалось, будто на петлицах шинели Сафара были чужие трафареты…
Лучше всех тревожное состояние комсомольского секретаря понимал замполит. Он видел, что Вадим хочет работать, но в горячке допускает ошибки. Андрей Матвеевич помогал ему тактично, незаметно…
— Присаживайтесь, товарищ Волгин.
Алексей неважно чувствовал себя в кабинете заместителя директора. Сжав губы, он молчал и упрямо глядел в пол. Со стороны казалось, что Алексей внимательно изучает рисунок на паркете. Дело ясное, придется держать ответ. На столе лежит раскрытая тетрадь, а в ней раскрашенная игрушка, «уйди-уйди».
— Итак, товарищ Волгин, математика вас не интересует? — спокойно продолжал Андрей Матвеевич,
Андрей Матвеевич положил тетрадь на стол лицевой стороной. Алексей не взглянул на нее — и без того он знал, чье это сочинение.
— Это вы серьезно написали?
— Совершенно серьезно, — хрипло выдавил Алексей.
Андрей Матвеевич выключил верхний свет, в кабинете сразу стало уютнее, и у Алексея пропала робость. Он присел на край кресла.
— А почему вы плохо ведете себя на уроке?
— Я восемь классов кончил.
— Бахвалитесь. Евгений Владимирович не вам чета, в министерстве его знают, он на пятидесятом году жизни в Промакадемию поступил. Рабочему, да еще знатному, нужно знать очень много.
— За меня не беспокойтесь, экзамен сдам.
— Мелко вы, Алексей, на жизнь смотрите. Время идет к тому, что скоро не отличишь по образованию рабочего от техника…
Андрей Матвеевич отпустил Алексея домой, перелистал настольный календарь и сделал пометку: «Поручить Хабарову проверить, как Волгин держит слово».
Накануне годовщины Красной Армии из танкового полка училище получило пакет. Когда Вадим явился на вызов, Николай Федорович заканчивал чтение письма, отпечатанного на пишущей машинке. Нетрудно было догадаться о причине срочного вызова — письмо из полка! Штабная машинка не выбивала «о», и старший писарь вписывал эту букву фиолетовыми чернилами.
Кроме двух писем — директору и лично Вадиму — в пакете была еще выписка из приказа по гвардейской танковой дивизии. Николай Федорович прочитал вслух: «Младшему сержанту Вадиму Хабарову, находящемуся в долгосрочном отпуске, объявить благодарность за отличные успехи в учебе».
— Храни бережно, — сказал Николай Федорович, взволнованный не меньше своего ученика, вручая Вадиму выписку и письмо. — Воюют, а время находят беспокоиться о тебе. Заботливая у тебя семья.
Спрятавшись в учительской, Вадим не сразу решился развернуть треугольником сложенное письмо. Еще в кабинете директора он заметил, что адрес на конверте надписан незнакомым почерком. Из Действующей армии такие письма чаще всего приносят горестные вести. Кого нет в живых, страшно даже подумать — Овчаренко? Веденеева? Мысль о Камчатове он сразу же отогнал от себя. Он вскрыл конверт, облегченно вздохнул. Жив! Письмо было от Камчатова. Полковник опять ранен. Вадим представил, как Алексей Андреевич, поддерживая забинтованную правую руку, ходит по землянке, диктуя связному:
«Здравствуй, Вадим!
Ответ снова задержал. Признаюсь, что вспоминал тебя редко. Наступление — не оборона. Прошли еще триста километров. От главнокомандующего заслужил пять благодарностей. Сейчас на отдыхе. Овчаренко отправили в полевой госпиталь. Пулевое ранение в грудь. Вернется в полк месяца через полтора. Я отделался легко.
Есть еще одна полковая новость. В «Танкисте» напечатали заметку «Хабаров — секретарь комитета». Большая тебе выпала честь. Весь полк гордится. Помни, Вадим, у нас, коммунистов и комсомольцев, высокое звание и высокие обязанности. Ты теперь в училище, вроде как в армии — правофланговый, на тебя все ученики будут держать равнение. Смотри, не оплошай. Не забывай, что числишься в списках полка. Каждая твоя двойка для нас чрезвычайное происшествие.