До новой встречи
Шрифт:
В этом месте Мария Ивановна захлопнула книгу и спросила у ребят:
— Прав ли Андрей?
Оленька сказала, что поступок Андрея честный и принципиальный. Антон с ней не согласился. По его мнению Андреи поступил подло…
Горячо спорили ремесленники. Антон остался в одиночестве. Мария Ивановна сидела все время задумчивая, а когда все устали от спора, встала и укоризненно посмотрела на учеников.
— А почему вы, ребята, не поступаете так же, как Андрей? Ведь из-за вашей трусости пострадал Борис. Вы сами собираете и прячете «трофеи». Это опасная забава…
…Прием
Комсомольский комитет выпустил стенную газету. Передовую написал Евгений Владимирович. Но эта статья, пожалуй, была мало похожа на передовую:
«Ребята, сегодня среди вас нет Бори Овчинникова. А кто виноват? Конечно, прежде всего, сам Борис. Но назовите хотя бы одного ученика, который бы осудил сборы «трофеев». Ненужное увлечение привело к беде. Борис потерял ногу, стал инвалидом. На год позже вас он закончит училище».
Рядом с передовой статьей шли выписки из донесений милиционеров о несчастных случаях от подобранных «трофеев». Внизу газеты крупно было выведено: «Товарищи ученики, сдавайте «трофеи»».
С утра Николай Федорович уезжал по делам, вернулся и, не раздеваясь, прошел к столовой. То, что он там увидел, превзошло его ожидания. На полу лежали обрывки пулеметных лент, «лимонка», помятая финская граната без деревянной ручки, четыре запала, бутылка горючей смеси, покореженный диск немецкого автомата и золотистая горка гильз. Понять, какую жертву принесли ребята, увлеченные военной романтикой, мог только педагог по образованию и по сердцу.
Радость Николая Федоровича, однако, перешла в тревогу. Характер учеников еще не вполне сложился. Удрученные несчастьем и рассказом Марии Ивановны, подростки добровольно отдали «трофеи». Но пройдет неделя, может быть и месяц, забудется случай у Шлаковой горы. Кто поручится, что ребят снова не потянет на левый берег Невы, под Усть-Тосно, на ораниенбаумский «пятачок», в болотистую низину под Пулковом?
Беспокойство Николая Федоровича было подсказано не просто осторожностью. Кто-то из ребят смалодушничал, — не сданы пистолет, кортик, обломок штыка. Это оружие, ходившее по рукам учеников, не могло исчезнуть из училища. Собрались члены комсомольского комитета, составили список, у кого могут быть эти «трофеи». Оружие могли утаить Сафар, Анатолий и слесарь Евлахов. После Бориса это были главные «трофейщики».
В воскресение Сафар опоздал к обеду. Ботинки у него пожелтели от грязи, на отвороты брюк налипла глина. Вадим вернулся в зал, попросил официантку принести стакан чаю. Сафар заметил неладное и насторожился.
До чая Вадим не дотронулся. Сафар, не поднимая головы, торопливо хлебал суп, настороженно ожидая вопроса, где он пропадал весь день?
— Скажи, Сафар, ты настоящий комсомолец?
Сафар отодвинул тарелку.
— В чем я провинился?
— Пистолет я видел в руках у тебя, — напрямик сказал Вадим. — А это что? — он кивнул на перепачканные глиной сапоги и отвороты брюк. — Опять
Сафар вскочил, в его глазах вспыхнул злой огонек. Вскочил и Вадим. Его живые глаза смотрели без злости, укоризненно, и этого честного, открытого взгляда Сафар не выдержал и отвернулся.
— Выходит, Сафар, я ошибся, — тихо произнес Вадим. —Пистолет ты не прятал, не ходил за новыми «трофеями»?
— Нет!
Сафар нервно забарабанил пальцами по столу.
— Ну, прости, коли так. Напрасно обидел. Доложу комитету, что ты дал комсомольское слово. Будем у других ребят искать пистолет.
Утайку пистолета Сафар не считал серьезным грехом.
Кто больше него сдал «трофеев»? Чьи пулеметная лента, «лимонка», бутылка горючей смеси? Он не раскаивался, что обманул Вадима, такого же ученика. Тревожило, что сбором «трофеев» занялся комитет. За испорченным вечером пришла ночь — длинная, бессонная. Задремал Сафар под утро.
Сигнал побудки прервал тягостный сон. Случилось, что в умывальной Вадим и Сафар мылись у одного крана.
— Не сердишься за вчерашнее? — напомнил Вадим. — Но кто же все-таки утаил пистолет?
Сафар молчал. В коридоре он догнал Вадима.
— У меня пистолет.
В одних нательных рубашках, опоясанные полотенцами, выскочили они на улицу. Сафар, несмотря на маленький рост, бежал легко, Вадим с трудом за ним поспевал. У фундамента сгоревшей сторожки Сафар остановился. Стал спиной к пруду, отсчитал девять шагов, затем носком ботинка очертил на земле круг:
— Здесь спрятан.
Тут же лежал ржавый обруч. Орудуя им, Вадим взрыхлил слежавшуюся землю. Вскоре самодельный лом погнулся, натолкнувшись на металл. Вадим извлек из ямы коробку противогаза, внутри лежал пистолет, заботливо обложенный ветошью, дуло и рукоять лоснились от масла. Сафар взял пистолет. Лицо у него посерело. Жаль отдавать «трофей». Сорвавшись, как со стартовой черты, он побежал к пруду.
— Плохой будет конец твоему увлечению, Сафар! — крикнул Вадим. — На комитет сам принесешь пистолет, строгий ответ будешь держать за утайку!
У главного здания Вадима нагнал Сафар, отдал пистолет и, не оглядываясь, помчался в общежитие.
Попытки утаить «трофеи» беспокоили Николая Федоровича. В субботу, заглядывая в тумбочки, он обнаружил обойму гильз. Это был сигнал: несчастье у Шлаковой горы стало забываться. Что же делать? Можно отобрать «трофеи», но разве подростки не найдут другие надежные тайники.
Понимал Николай Федорович, что тянет его питомцев на места боев, где сражались их отцы и старшие братья. Окриком, приказом не вытравишь из ребят любовь к военной романтике. Да и зачем? Долг педагога развивать у молодежи любовь к Родине, воспитывать ее физически выносливой, морально закаленной. Еще ходят по земному шару клейменые поджигатели войны.
Но как отучить учеников от опасных блужданий по минированным полям и не погасить любви к оружию! Это раздумье и привело Николая Федоровича в штаб Ленинградского военного округа. Там его принял генерал-лейтенант Петров. Они долго беседовали. Провожая директора училища, генерал сказал: