До новой встречи
Шрифт:
— Не беспокойтесь. — и раньше Оленька, бывало, сердилась на Антона, но ссора в точильной не была мимолетной вспышкой, он это чувствовал. Утром Вадим о чем-то шептался с ней, потом газета была снята.
На станке Вадима ослаб привод. После окончания смены он задержался в мастерской, чтобы составить дефектную ведомость. Антону представился удобный случай все осторожно выведать, однако выдержки у него не хватило, накопившаяся за день злость прорвалась.
— Ты приказал снять газету?
— Я, — спокойно ответил Вадим. — Не заслужил, чтобы про тебя хорошее писали.
— Чужой славе завидуешь?
—
— Алексей наябедничал?
— Нет, я рано проснулся. Сам все слышал. Кулацкая в тебе, Антон, душонка сказывается.
Понимал Вадим, что сейчас им мирно не договориться. Он сильно толкнул обе половинки дверей и вышел из мастерской. Антон оперся на станину, смотря, как навстречу друг другу бежали и снова расходились дверцы, пропуская и сразу гася на полу широкие световые полосы.
«За что же комсомольский бог обиделся? — недоумевал он. — И выругаться-то по-настоящему не сумел, подумаешь, назвал кулаком».
Вставив в маленькую дрель трехмиллиметровое длинное сверло, Антон просверлил дверцу крышки, корпус тумбочки, но не остановился, пока острие сверла не впилось в пол. Он старательно выдул из отверстия опилки, просунул туда шпильку со шляпкой, подкрашенной под цвет ящика. Это был простой, остроумный запор. Теперь его приспособление находилось в полной безопасности.
В эти дни Алексей узнал, как дружба скрашивает горечь. Каждое утро к нему являлся Сафар и вручал эскиз нового варианта многоместного приспособления. Сделала набросок и Оленька. Забегали в механическую подростки из слесарных групп узнать, не требуется ли их помощь. В тумбочке Алексея скопилось десятка два предложений. Много в них было вложено фантазии, но, к сожалению, все это было мало обосновано технически. Когда счет эскизов перевалил за тридцать, Алексей сложил их в папку и принес в комитет.
— Если все мысли объединить, — сказал он, раскладывая на столе эскизы, — может получиться интересное приспособление. Но честно ли это будет? Антон один сделал.
— Ерунда! В том и наша сила, что нас много, а Антон — одиночка.
Вадим зашел посоветоваться к директору. И робкие попытки самостоятельного творчества учеников все же были приятны Николаю Федоровичу. Он с удовольствием рассматривал эскизы. Но радостная новость не смогла заглушить в нем чувства требовательного педагога. Вадим заметил, что директор дольше других рассматривал эскизы Сафара и Митрохина. Почему их работам такое внимание, догадаться было нетрудно. На этих эскизах пунктир был слишком жирен, центральные линии имели надлом, в углах из-под туши выглядывал карандаш.
Сложив эскизы, Николай Федорович аккуратно завязал папку:
— Какое принял решение комитет?
— Ничего важного на этой неделе у нас не было, мы и не заседали.
— А творческая инициатива учеников — разве это не важный вопрос?
— Мы, — Вадим поправился, — я хотел поставить его в разном.
— Ошибаешься. Такому вопросу не жаль посвятить весь вечер.
На заседании комитета докладывал Вадим. В бригаду творческого содружества вошли: Алексей, Яков, Сафар, Митрохин и Евгений Владимирович. По вечерам бригада запиралась в конторке мастера, куда допускались лишь двое — Николай Федорович и Вадим. Работу над многоместным приспособлением
Бригаду содружества Антон рассматривал как неприятельскую. К тумбочке он пристроил второй секретный запор. Мучила Антона неизвестность. По разрозненным чертежам невозможно было определить, нашли ли в бригаде верный ход. Надо было ждать окончания сборки.
Новое приспособление опробовал Яков. За один проход проточил девять деталей и просверлил, не снимая их со станка. Однако отверстия в планках получались с рваными краями, вязло сверло. Евгений Владимирович сам встал к станку. Допущен просчет. Но где? В системе крепления, в подающем ли механизме? А может, порочна сама идея девятиместного приспособления?
Упали духом ребята: сколько думали, сколько времени потратили — и все труды в лом. Евгений Владимирович был спокоен, будто ничего и не случилось. Он запер приспособление в сундук и объявил бригаде:
— Отдохните денек…
От неудачи бригады, казалось бы, Антон только выигрывает. Как он ждал этой минуты! Теперь же он места себе не находил и сам не мог понять, почему их неудача не принесла ему радости.
Сборщики запросили как можно больше планок. Антон не раз хвастался, что он может довести выпуск до десяти-двенадцати норм, но сдавал половину своей выработки, остальные планки прятал, а когда волынил, то доставал их из тайника. Евгений Владимирович рассудил: «Нельзя, чтобы сборочные бригады зависели от каприза Антона». На изготовление планок был поставлен Пичугин. Полную смену Яков не отходил от станка, сделал пять планок, сломал три сверла, а годными были признаны только две планки, у остальных — смещение отверстий.
Антон ждал, что Яков придет с поклоном. Ему-то он не откажет. Пусть в училище знают, что и такой способный токарный ученик не обошелся без услуг Антона. Но Яков молчал. Он словно бы даже не замечал Антона. Не замечал, что тот уже перестал прятать свое приспособление и нарочно оставляет его на тумбочке.
Ребята не избегали Антона, но на каждом шагу он ощущал, что трещинка в его отношениях с товарищами растет и растет. Он перестал прятать и сработанные им за день планки, а Евгений Владимирович примет работу, равнодушно выпишет наряд, кладовщик механически выдаст партию болванок. И оба не скажут ни приветливого, ни грубого слова. Несколько вечеров Антон провел в слесарной мастерской, сделал копию своего приспособления. Принес, положил Якову на тумбочку:
— Пользуйся. У меня натура широкая.
Сказал и — ходу. В друг слышит — сзади оклик. Оглянулся, видит, прямо на него идет Яков, держа на вытянутых руках приспособление.
— Возьми, Антон, это твое. Для Алексея пожалел, а мне не надо. Голова-то у тебя светлая, придумал удачно. Но ведь нас, Антон, много — вся группа, все училище. Наше приспособление будет лучше твоего, в этом можно не сомневаться.
Но был в училище человек, который понимал, что Антон по натуре не эгоист. Сгоряча отказал Алексею, потом заупрямился, так оно и пошло. Как ему помочь, об этом часто задумывалась Мария Ивановна, — в училище не вызвать его на откровенность.