До рая подать рукой
Шрифт:
– Я буду его остерегаться, – пообещала Микки, снимая сумку-холодильник со стола. – Что же касается Энтони Хопкинса… он мне больше напоминает плюшевого медвежонка, пусть и сыграл Ганнибала Лектера.
– Может, мне поехать с тобой, дорогая, с ружьем в руках? – Дженева последовала за Микки к входной двери.
– Неплохая идея, будь у нас ружье. – Выйдя из дома, она прищурилась: яркий солнечный свет, отражаясь от белого «Камаро», слепил глаза. – И потом, ты должна остаться, чтобы ответить на звонок Ноя Фаррела.
– А
Микки открыла дверцу со стороны пассажирского сиденья.
– Позвонит.
– А если не найдет доказательств, которые тебе нужны?
– Найдет, – Микки поставила сумку-холодильник на пассажирское сиденье. – Слушай, что это вдруг случилось с моей жизнерадостной тетушкой?
– Может, нам следовало позвонить в полицию?
Микки захлопнула дверцу.
– В какую полицию? Здесь, в Санта-Ане? Мэддок уже выехал за территорию, подпадающую под их юрисдикцию. Позвонить копам того города, через который он будет проезжать в Калифорнии, Орегоне или Неваде, в зависимости от выбранного им маршрута? Даже если бы через их город ехал Гитлер, они не шевельнули бы и пальцем, если бы только он не вышел из автомобиля. Позвонить в ФБР? Я только что вышла из тюрьмы, а у них полно дел с наркобаронами.
– Может, к тому времени, когда ты прибудешь в Айдахо, этот мистер Фаррел найдет доказательства, которые тебе нужны, и вы сможете обратиться в тамошнюю полицию.
– Возможно. Но этот мир отличается от того, который ты видишь в старых черно-белых фильмах, тетя Джен. Копы в те дни заботились о людях. Люди – о других людях. Что-то случилось. Многое, если не все, переменилось. Весь мир… распался. Все больше и больше нам приходится полагаться только на себя.
– И ты еще заявляешь, что я потеряла свою жизнерадостность, – вздохнула Дженева.
Микки улыбнулась:
– Знаешь, я совсем не рада, что все так вышло. Но пусть задача передо мной стоит трудная, я давно уже… нет, я никогда не ощущала такого эмоционального подъема.
Тень пробежала по зеленым глазам Дженевы.
– Я боюсь.
– Я тоже. Но я боялась бы еще больше, если бы осталась сидеть сложа руки.
Дженева кивнула.
– Я запаковала маленькую баночку маринованных огурчиков.
– Я люблю маринованные огурчики.
– И маленькую баночку зеленых оливок.
– Ты прелесть.
– У меня не было консервированных перчиков.
– Что ж, поездку придется отменить.
Они обнялись. На какой-то момент Микки показалось, что тетя Джен не хочет ее отпускать, потом сама не могла оторваться от Дженевы.
Слова тети Джен сорвались с ее губ, как молитва:
– Привези ее назад.
– Привезу, – шепотом пообещала Микки, боясь, что, скажи она это слово громче, выглядело бы это так, будто она бахвалится или
После того как Микки села за руль и завела двигатель, тетя Джен положила руку на опущенное стекло.
– Я запаковала три пакетика «Эм-и-Эм».
– Вернувшись, сяду на салатную диету.
– И, дорогая моя, особое блюдо в маленькой зеленой баночке. Попробуй его, когда будешь обедать сегодня вечером.
– Я тебя люблю, тетя Джен.
Вытирая глаза бумажной салфеткой, тетя Джен убрала руку, отступила от «Камаро» на шаг.
А когда Микки тронула автомобиль с места, поспешила следом, махая мокрой салфеткой.
Микки нажала на педаль тормоза, и Дженева вновь наклонилась к окошку:
– Маленькая мышка, ты помнишь загадку, которой я ставила тебя в тупик, когда ты была маленькой девочкой?
Микки покачала головой:
– Загадку?
– Что ты найдешь за дверью…
– …которая в шаге от рая, – закончила Микки.
– Значит, помнишь. И ты помнишь, как ты давала мне ответ за ответом, так много ответов и ни одного правильного?
Микки кивнула, боясь говорить.
Зеленые глаза Дженевы вновь потемнели.
– Мне следовало понять по твоим ответам, какая у тебя ужасная жизнь.
Микки нашла в себе силы совладать с дрожью в голосе.
– Я в порядке, тетя Джен. Теперь на меня это не давит.
– Что ты найдешь за дверью, которая в шаге от рая? Ты помнишь правильный ответ?
– Да.
– И ты веришь, что это правда?
– Ты сказала мне правильный ответ, потому что я так и не смогла додуматься до него сама, значит, это правда, тетя Джен. Ты сказала мне правильный ответ… и ты никогда не лжешь.
В послеполуденном солнце тень Дженевы, длинная и узкая, чернела на черном асфальте, а ее золотисто-седые волосы, которые шевелил легкий ветерок, напоминали нимб, словно она стала святой.
– Сладенькая, помни урок этой загадки. Ты делаешь благое дело, возможно, ввязываться в эту историю – безумие, но дело благое, однако, если вдруг ничего у тебя не получится, помни, что всегда есть эта дверь и то, что за ней.
– Все получится, тетя Джен.
– Ты вернешься домой.
– А где еще я найду бесплатное жилье и такую фантастическую готовку?
– Ты вернешься домой, – настаивала Дженева с ноткой отчаяния в голосе.
– Обязательно.
Дженева просияла, залитая солнечным светом, словно стала таким же источником света, что и Солнце. Дженева протянула руку и коснулась щеки Микки. С неохотой убрала руку. Никакие киношные воспоминания не смягчали боли этого момента. Потом Дженева, машущая на прощание рукой, осталась в зеркале заднего обзора. Дженева уменьшалась, сверкая на солнце, машущая, машущая. Поворот, Дженева исчезла. Микки осталась одна, а от Нанз-Лейк ее отделяли тысяча шестьсот миль.