До тебя
Шрифт:
Медсестра, стоявшая в дверях, сказала:
— Мы знаем, что вы долго ждали, поэтому кто-то из родильного зала послал меня сюда, чтобы сообщить вам, что ваш ребенок родился. Сейчас они заканчивают оформление документов, и ваш адвокат должен быть здесь очень скоро, чтобы привезти вам ребенка.
— О, боже, — задыхалась Хани.
Эндрю крепко сжал свою жену.
— Вы знаете, кто это? — спросил он медсестру.
Медсестра сделала паузу.
— Я думаю, она сказала, что мальчик.
Когда они снова остались одни, Хани закричала, закрыв
— Эндрю, — всхлипывала она. — Они принесут нам нашего ребенка. Нашего ребенка. Нашего сына.
— Сын… — вздохнул он, все еще держа свою жену.
Хани отняла руки от лица, чтобы посмотреть в глаза мужа.
— Я не могу поверить, что это происходит.
— Я могу.
Постепенно она обвила руками его шею, прижалась к нему всем телом, зарылась лицом в тепло его шеи. Она оставалась там, в объятиях, которые были такими безопасными, пока не услышала, как Стефани сказала:
— Поздравляю, Хани и Эндрю.
Оглянувшись через плечо, Хани увидела, как их адвокат вошла в их комнату, держа в руках сверток.
Она продолжала поворачивать свое тело, двигаясь, пока она и Эндрю не оказались рядом друг с другом, оба они одновременно направились к Стефани.
— Детка… — сказал Эндрю, схватив руку своей жены.
Слезы текли по лицу Хани с каждым шагом, который они делали. Эмоции в ее теле были почти невыносимы, ощущение того, что Эндрю сжимает ее пальцы, только усиливало напряжение.
Когда они были в нескольких футах от нее, Стефани посмотрела на них и сказала:
— Я так горда представить вам вашу дочь.
— Дочь? — спросила Хани, глядя на одеяло, которое скрывало большую часть лица ребенка.
— Приходила медсестра и сказала, что у нее мальчик, — ответил Эндрю.
Хани продолжала двигаться вперед, вытянув руки перед собой.
Когда Стефани оказалась достаточно близко, она положила ребенка на них и ответила:
— Я была свидетелем подписания свидетельства о рождении. Это девочка, уверяю вас.
Хани не могла говорить, так как чувствовала тяжесть их ребенка на своих руках. Она вглядывалась в милое личико ребенка, вдыхала его теплый, пудровый запах. Она прижалась губами к коже своей дочери, которая была нежной, как крылья бабочки.
— Хани… — Эндрю заплакал, его лицо было по другую сторону от их маленькой девочки, делая то же самое, что и его жена. — Я не могу поверить, что она наша.
Хани почувствовала, как слеза капает на их ребенка, слеза, которая появилась из ее собственных глаз.
— Я могу. — Она продолжала вдыхать запах их ребенка, губы не отрывались от крошечной щечки, и вдруг до нее дошло, как будто она желала этого все это время. — Эндрю, я знаю, как ее зовут.
ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕТЫРЕ
БИЛЛИ
Я оторвала палец от крышки ящика и приподняла крышку, поставив ее позади себя. Затем обратила свое внимание на все содержимое внутри.
Мой отец хранил все. Он был скрупулезно организован,
Как и имя моего брата.
И моей матери.
Слой за слоем записей, вырезок и подробностей.
Когда я дошла до последней статьи, начались фотографии. Их должно было быть более пятидесяти. Каждый угол был запечатлен.
Крупным планом швы.
Синяки.
Открытые рваные раны.
Это было не самое сложное.
Больнее всего было видеть всю кровь.
ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТЬ
ХАНИ
ЗИМА 1989
Хани смотрела на свою дочь, которая спала у нее на руках. Она не могла поверить, насколько она красива. У нее были полные, дугообразные губы. Глаза были яркими и изумрудными с самыми потрясающими, длинными ресницами.
Она была самой милой, самой заботливой девочкой, и благодаря ей Хани и Эндрю были так богаты любовью и счастьем. Несмотря на то, что в ней не было их крови, она была идеальным сочетанием их обоих. У нее был характер Хани и интеллект Эндрю. Она любила бывать на улице, и у нее был хороший аппетит. У Хани было ощущение, что она родила этого драгоценного ребенка, что она чувствовала каждую частичку роста в своем животике, так же, как чувствовала своего сына.
Ее муж держал маленького Эндрю в другой части детской, укачивая мальчика, который несколько минут назад наконец-то успокоился. В те вечера, когда Эндрю приходил с работы достаточно рано, они укладывали своих детей спать именно так. У каждого из них на руках было по ребенку, из бумбокса на комоде звучали детские стишки, и они качались в креслах, раскачиваясь взад-вперед, пока малыши не засыпали.
Как только это происходило, у Хани и Эндрю появлялось время для себя.
— Как прошла твоя смена? — прошептала Хани из другого конца комнаты.
— Кто-то привел козу. — Он засмеялся и посмотрел вниз на маленького Эндрю, чтобы убедиться, что он не проснулся от этого звука.
— Ну, что случилось? — Хани хихикнула. Она могла быть громче с их дочерью, так как та могла проспать почти все. — Ты вылечил козу?
— Я рад сообщить, что у нее теперь гипс на левой ноге.
Хани расхохоталась гораздо громче, чем раньше, зная, что трясет ребенка, но ничего не могла с собой поделать.
— О, боже мой!
— Я не мог отказать бедняжке. Ей было больно.
Хани уставилась на своего мужа, впитывая его красивую, дьявольскую ухмылку. И когда он смотрел в ответ, она была уверена, что он не видел ни слюны на ее плече, ни банана, размазанного по волосам. Его не отвращало молоко, капавшее с ее грудей, когда он ласкал их во время интимных минут.
Хани любила его.
Так, как мог понять только он, потому что то, что у них было, было другим.
Они оба знали это с самого начала.