До тебя
Шрифт:
— Эндрю Пейдж, — сказала она так тихо, но эмоции позволили ей говорить громче всех, — ты потрясающий врач, но ты еще лучший папа.
ШЕСТЬДЕСЯТ ШЕСТЬ
БИЛЛИ
Я держала всю стопку фотографий на ладони, а когда заканчивала рассматривать одну, клала ее на стол и переходила к следующей. Руки, лица, щеки - я видела их все. И хотя я смотрела на фотографии каждый год, каждый раз это было похоже на первый.
Потому что просмотр этих
Когда я дошла до последнего кадра, и мои руки опустели, я смогла вытереть пальцами лицо. Меня не удивило, насколько оно было мокрым. Вот что случилось со мной двадцатого мая. Несмотря на то, что моя семья праздновала, мы тоже плакали.
Слезы были частью этого, грязным побочным эффектом, когда вы пережили то, что пережили мы.
Когда я отдернула пальцы, почувствовала, что мой телефон завибрировал, и посмотрела вниз на колени, где я, должно быть, положила его. На экране было сообщение.
Джаред: Я скучаю по тебе.
Он всегда знал, когда я в нем нуждалась.
Я просто хотела, чтобы он смог приехать.
Тем не менее, я улыбнулась, чувствуя теплоту слов Джареда, и вернулась к столу, увидев стопки фотографий, медицинских карт и статей.
Это была вся моя жизнь…
До тебя.
Я покачала головой и собрала все фотографии, снова сложив их в аккуратную стопку. Когда я запихивала их обратно в ящик, я увидела маленькую фотографию, которая лежала вверх ногами на пластиковом дне, не являясь частью стопки.
Она никогда не была частью стопки.
Я хорошо знала эту фотографию. Я видела ее столько же раз, сколько и все остальные. Она всегда была последней, на которую я смотрела перед тем, как закрыть крышку коробки на целый год.
Я взяла фотографию в руки и уставилась на лицо, смотрящее на меня.
На глаза.
На губы.
Было что-то…
Мне потребовалась секунда, чтобы понять, что это.
А потом…
Я втянула весь воздух, который только могли вместить мои легкие, зажала рот рукой, прежде чем из него вырвался крик.
Этого не могло быть.
Нет.
Не может быть.
Но чем больше я моргала, тем больше видела правду. Деталь, которую я упускала до этого момента.
Я сомкнула пальцы вокруг фотографии, прижав ее к внутренней стороне ладони, и бросилась вниз по лестнице в поисках отца.
— Папа, — сказала я, когда увидела его на кухне, стоящего рядом с тетей и кузеном. — Иди сюда.
Он выглядел обеспокоенным, когда сделал несколько шагов, чтобы подойти ко мне, его пальцы коснулись моего лба.
— Детка, что случилось?
Я протянула
— Как его зовут?
Я знала.
Все в этом доме знали.
У меня не было причин слышать, как он это говорит.
Но я услышала.
Он посмотрел на фотографию и снова на меня.
— Это Кейси Риверс.
Не было трех слов, которые ранили бы больнее.
Я упала на колени.
И мой отец был первым, кто оказался рядом со мной.
ШЕСТЬДЕСЯТ СЕМЬ
ХАНИ
ВЕСНА 1989
— Я знаю, сладкий малыш, — сказала Хани, покачивая Эндрю на руках. Она также прижимала телефон к уху, ожидая, пока ее муж возьмет трубку. — Обещаю, я сделаю все возможное, чтобы ты почувствовал себя лучше.
У ее сына с самого сна была высокая температура, и она дала ему лекарство, которое помогло на некоторое время. Но с течением времени температура снова повысилась, и ей не нравилось, как он кашляет.
— Скорая помощь. Это Меган.
— Меган… — сказала Хани, хорошо зная медсестру. Она была одной из тех медсестер, которые часто работали с Эндрю. — Это Хани. Эндрю свободен?
— Привет, Хани. Он только что принял пациента на операцию. Все в порядке?
Придерживая телефон плечом, Хани прижала руку ко лбу, щекам и груди своего ребенка.
— Это мой сын. Ранее у него была высокая температура, и Эндрю предложил мне дать ему жидкий Мотрин. Но температура вернулась, и бедняжка весь горит и кашляет. Я начинаю волноваться.
— Как давно ты дала ему Мотрин?
— Четыре часа. — Она провела большим пальцем под нижней частью его носа, очищая его, и тогда она увидела покраснение. — У него сыпь на шее.
— Ты можешь привести его? — спросила медсестра. — Когда я скажу доктору Пейджу, я уверена, что он согласится.
Интуиция подсказывала Хани, что что-то определенно не так, и именно поэтому она позвонила в первую очередь. Теперь ей просто нужно было доставить маленького Эндрю в больницу. А поскольку они жили так близко, она могла дойти туда пешком быстрее, чем доехать на машине.
— Я выйду через две минуты, — сказала Хани, поблагодарила ее и повесила трубку.
Хани пошла в детскую и положила Эндрю в его кроватку, пока одевалась сама. Затем собрала все необходимое в сумку для пеленок и повесила ее на бок коляски. Она подняла Билли на руки и поцеловала теплую, сонную принцессу в лоб, пока застегивала на ней пальто. Ее дочь даже не шелохнулась, когда Хани усадила ее в коляску. Вернувшись к Эндрю, она укутала его в большую пуховую куртку, воркуя ему в лицо, чтобы отвлечь его от ерзанья. Затем прижала ребенка к груди и повязала на него шарф. Несмотря на то, что днем было теплее, было уже больше часа ночи, и на улице было прохладно. Хани не хотела, чтобы ветер бил ему в лицо, и, выйдя на улицу, почувствовала себя счастливой, что приняла такое решение.